— И не будет играть на скрипке, — усмехнулся Маврин. — А это намного упростит конструкцию.
— Ты смотри, каким этот парень остроумным стал? — удивленно обернулся в сторону Маврина комсорг.
— А я всегда остроумным был, — прикинулся простачком Вадим. — Это у меня с самого детства, на нервной почве.
— Культурки только прежде не хватало, — притворно вздохнул Ямщиков. — Зато теперь…
— Хватит вам, однако, острить, — нахмурился комсорг, — ответьте-ка лучше, как у вас обстоит дело со СНОПом? Это тревожит меня сейчас более всего.
— Мы тебя разве когда-нибудь подводили? — спокойно спросил его Олег. — Не собираемся и теперь все бросить, чтобы сооружать кибера-ищейку. Тем более, что не знаем еще, как к этому подступиться… А со СНОПом нам все ясно, и мы нашу комсомольскую организацию не подведем.
Потом у членов ОКБ возник довольно бурный спор из-за названия будущей конструкции кибернетической ищейки. Ямщиков предложил наречь ее Кибернетическим Мухтаром, или сокращенно — Кимух.
— Тогда уж лучше Мукомэ, — подал голос Маврин.
— Это что еще такое? — удивился друг его Гурген Друян.
— «Мухтар, ко мне!» — пояснил Вадим. — Шифр вполне надежный, и, в случае если ничего у нас не получится, никто и знать не будет, что мы затевали.
— Ну, знаешь ли, Вадим, не ожидал я этого от тебя! — возмущенно воскликнул Гурген. — Зачем же тогда браться, если не надеемся? Я за одну ночь вчера прочел «Четыреста пятьдесят один по Фаренгейту». Ну и собачка там! Жуть! Рыщет по городу со своим жалом и кого надо неотвратимо настигает… Вот бы и нам что-нибудь такое соорудить, но без жала. Пусть только штаны рвет. Настроим ее на запах алкоголя определенной концентрации, при которой нормальный человек не вполне вменяем и потому опасен для окружающих, а она его хвать за штаны!
— По-моему, это совсем не интересно, — разочарованно произнес Ямщиков. — Хвать пьяниц — это не бог весть какая проблема, тем более что такой «Мухтар» будет рвать штаны без разбора — и заядлому алкоголику, и тому, кто перебрал случайно, по неопытности.
Вот так они и проспорили до восьми часов, а Анатолию нужно было еще домой забежать за подарком отцу.
Дверь ему открывает мать.
— Наконец-то! — радостно восклицает она. — Все в сборе, а тебя все нет. Давно уже пора к столу.
— Так-таки меня только и ждали?
— Ну, еще Сергей Сергеевич задерживается…
— Вот теперь понятно, почему не сели за стол, — добродушно смеется Анатолий. — Где же, однако, юбиляр?
— Проходи в его кабинет, он там гостей занимает.
— Тогда я не буду ему мешать, поздравлю попозже, а то еще спросит кто-нибудь, кем я работаю, и ему придется при всем вашем бомонде объявить, что я…
— Ох, какой ты злопамятный, Толя! — сокрушенно вздыхает мать.
— Вот подарочек потом ему передашь, — сует ей Анатолий магнитофон.
— Это тот самый, что ты из ФРГ привез? И не жалко его тебе? Иди, иди тогда поскорее к отцу, знаешь, как он рад будет!
— Мне или подарку? — не может сдержаться Анатолий, но мать пропускает это мимо ушей, подталкивая сына в кабинет отца.
— Андрюша! — кричит она мужу. — Вот и Толя наконец пришел! Посмотри, какой он подарок тебе принес.
Магнитофон водружается на письменный стол и сразу же становится предметом всеобщего внимания.
— Ого! — восклицает кто-то из знатоков электроники. — Западногерманский «Грюндиг». В комиссионном вы его?..
— Нет, в самой Западной Германии, — торопится ответить за сына мама. — В Бонне, кажется…
— В туристской поездке были?
— В командировке.
— Извините, а кто вы по специальности? — интересуется все тот же любопытный гость. Анатолий видит его впервые. Наверное, кто-то из новых знакомых отца.
— Простой рабочий, как говорится, — с едва заметной усмешкой отвечает ему Анатолий. — Был там представителем нашего завода, демонстрировавшего на международной выставке советские измерительные инструменты и приборы для лекальных работ.
— Нельзя нам послушать ваш «Грюндиг»? — просит какая-то почтенная дама.
— Пожалуйста, — отвечает Анатолий, включая магнитофон. — Только тут не музыка, а мое обращение к юбиляру. Поздравляю тебя, папа! — пробирается он наконец к отцу и целует его в щеку. — Более развернутую поздравительную речь услышишь сейчас в магнитофонной записи.
И почти тотчас же из динамика магнитофона начинают вылетать чуть-чуть хрипловатые слова на английском языке. Все недоуменно смотрят друг на друга, а Ямщиков-старший счастливо улыбается.
— Позвольте мне перевести это? — просит знакомый Анатолию кандидат наук. — Как я понимаю, — обращается он к Анатолию, — это вы лично по-английски?
— Да, это я лично, — улыбается Анатолий.
— Дорогой юбиляр, — торопливо переводит кандидат наук, — прими в день твоего пятидесятилетия самые сердечные мои поздравления, пожелание успеха в работе и доброго здоровья. И спасибо тебе за то, что ты отдал меня в школу, в которой преподавание велось на английском языке. Как видишь, я не зря провел в ней десять лет.
Все дружно аплодируют, и теперь отец уже сам обнимает и целует сына.
— Спасибо, Толя, и за подарок и за поздравление! Аполлон Алексеевич, — обращается он к специалисту по электронике, — выключите, пожалуйста, магнитофон. Он ведь на немецких батарейках, а их нелегко достать.
— Не волнуйся, папа, — успокаивает юбиляра Анатолий. — К нему подходят и наши.
— Тогда давайте послушаем, что там еще, — предлагает специалист по электронике.
— Ну, это уж юбиляр потом сам, наедине, — несколько смущенно произносит Анатолий.
— Может быть, там что-нибудь интимное, тогда извините…
— Нет, нет, — успокаивает Аполлона Алексеевича Анатолий. — Если есть желание, то пожалуйста.
Из динамика магнитофона после небольшой паузы снова раздается голос Анатолия, теперь уже по-русски:
«Я знаю, папа, как ты хотел, чтобы я тоже пошел по твоим стопам и стал инженером, но я пошел по стопам моего деда и стал, как говорится, простым рабочим. Хотя выражение это — «простой рабочий» не люблю и целиком присоединяюсь к словам Сергея Антонова, слесаря электромеханического завода имени Владимира Ильича, Героя Социалистического Труда и члена Центрального Комитета нашей партии, который написал по этому поводу в своих мемуарах:
«Не люблю я выражений: «простой советский человек», «простой рабочий», «простой колхозник». Что значит «простой»? Неинтересный, несложный? К тому же никто почему-то не скажет: «простой конструктор», «простой советский ученый», «простой секретарь райкома». А о рабочем так иногда говорят, и вроде бы похвала тут какая-то есть, а по-моему, нехорошо это…»
