Такая атмосфера царила и в бальном зале Ньюпорта.
Молодой офицер, только что вернувшийся из Мексики, ощутил ее. Он по существу был более чужим в стране, за которую сражался, чем среди ее противников!
В обеих странах он был странник — полубродяга, полуавантюрист, и вели его в путь собственные интересы и склонности.
Танцевать с незнакомыми людьми, вероятно, самое скучное занятие для путешественника; если только это не свободный танец, в котором легко знакомятся: моррис,[27] маскарадный танец или фанданго.
Мейнард знал или догадывался, что это справедливо и для Ньюпорта, как и повсюду. Тем не менее он решил пойти на бал.
Отчасти из любопытства, отчасти чтобы провести время. И еще немного потому, что возникала возможность снова встретить двух девушек, с которыми он так романтически познакомился.
С тех пор он видел их несколько раз — за обеденным столом и в других местах, но только на расстоянии и без возможности возобновить знакомство.
Он был слишком горд, чтобы навязываться им. К тому же они должны были сделать первый шаг, чтобы подтвердить знакомство.
Но они его не делали! Прошло два дня, а они ничего не сделали — ни на словах, ни письмом, ни поклоном, ни другим знаком вежливости.
«Что мне думать об этих людях? — спрашивал он себя. — Должно быть, самые настоящие…» — он собирался сказать «снобы», но остановился, вспомнив, что говорит о леди.
К тому же такое определение было неприменимо к Джули Гирдвуд! (Он постарался узнать имя девушки.) В такой же степени, как неприменимо оно к графине или королеве!
Тем не менее, со всей своей галантностью он не мог сдержать легкого раздражения, и оно становилось особенно острым, потому что везде, где он появлялся, оказывалась и Джули Гирдвуд. Ее прекрасное лицо и фигура повсюду преследовали его.
Чем объяснить ее равнодушие? Его можно даже назвать неблагодарностью. Обещанием, которое он дал наверху утеса? Вполне возможно. С тех пор он видел девушек только в сопровождении матери, дамы очень строгого вида. Может быть, тайну следует хранить от нее? И, может быть, именно поэтому девушки сохраняют расстояние?
Возможно. Ему было приятно так думать, тем более, что раз или два он все-таки замечал на себе задумчивый взгляд темных глаз Джули. Увидев, что он на нее смотрит, девушка тут же отворачивалась.
«Зрелище — петля, чтоб заарканить совесть короля»,[28] — провозгласил Гамлет.
Бал! Он позволит разгадать эту маленькую загадку, может быть, вместе с другими. Конечно, он встретит там всех трех: мать, дочь и племянницу! Странно, если бы у него не появилось возможности представиться; но нет, он должен полагаться на распорядителей бала.
И он отправился на бал. Оделся со всем вкусом, какой позволяет мода — в те дни она была либеральна и допускала даже белый жилет.
Но только на краткое мгновение, подобное сверканию метеора: теперь все опять носят только черные.
Бальный зал открыли.
У входа в «Оушн Хаус» стали останавливаться экипажи, в коридорах этой самой избранной из всех гостиниц зашуршали шелка.
Из большого обеденного салона (освобожденного по такому случаю и ставшего достойным самой Терпсихоры) доносились не очень гармоничные звуки настройки скрипок и тромбонов.
Семейство Гирдвудов появилось с большим eclat.[29] Мать одета как герцогиня, хотя и без своих бриллиантов. Они сверкали на лбу Джули и на ее белоснежной груди — потому что набор состоял из диадемы и ожерелья с подвесками.
Одета она была роскошно и выглядела великолепно. Кузина выглядела более скромно, и ее красота совершенно терялась рядом с великолепием Джули.
Миссис Гирдвуд допустила ошибку, явившись слишком рано.
Конечно, в зале уже был народ. Но все это были «организаторы» развлечения; поддерживаемые своим полуофициальным положением, они собирались группками и разглядывали сквозь веера или через лорнеты заходивших в зал танцоров.
Гирдвудам пришлось пройти через ряд любопытных, чтобы добраться до противоположного конца зала.
Они проделали это успешно, хотя и заметили высокомерные взгляды, сопровождаемые шепотом. Слова, если бы они были услышаны, могли их смутить.
Это был второй ньюпортский бал — обычные танцы не в счет, — на котором присутствовали миссис Гирдвуд с девушками.
Первый не принес им удовлетворения, особенно Джули.
Но сейчас перед ними лучшие перспективы. Миссис Гирдвуд вошла с уверенностью, которую обрела в недавнем разговоре со знатным инкогнито мистером Суинтоном.
Она видела этого джентльмена днем, поскольку, как мы уже говорили, он не закрывался в своем номере. И очень приободрилась, заметив, что он обладает красивым лицом и фигурой. Волосы у него тоже самого аристократического вида. Но как может быть иначе? Она одна знает причину — она и дочь, с которой она, конечно, поделилась своим открытием. Вряд ли стоит строго ее осуждать за слегка нарушенное обещание.
Милорд сообщил ей, что прибыл из Канады, нанеся мимолетный визит в Нью-Йорк.
Она надеялась, что в бальном зале никто его не узнает — по крайней мере пока все не увидят его с ее семьей и она не сможет представлять его.
У нее для этого были важные причины. Вдова галантерейщика, она тем не менее обладала настоящим инстинктом матери, ищущей пары для дочери. Такой инстинкт не зависит от климата. Его можно встретить в Нью-Йорке и Лондоне, в Вене и в Париже. Она верила в первое впечатление — со всеми «компромиссами», которые часто с этим связаны; и, предполагая применить свою теорию на практике, познакомила с ней дорогую Джули, пока обе одевались для бала.
Дочь обещала быть послушной. Да и кто поступил бы иначе перед перспективой получить бриллианты на двадцать тысяч долларов?
Глава Х
ПРЕДЫДУЩАЯ ДОГОВОРЕННОСТЬ
Встречается ли более невыносимая атмосфера, чем в бальном зале перед началом танцев?
Она выражает самую сущность неловкости и неудобства.
Какое облегчение, когда дирижер поднимает палочку, и в сверкающем зале наконец-то слышатся мелодичные звуки!
Миссис Гирдвуд и девушки испытали это облегчение. Они начинали думать, что становятся слишком заметны. Джули считала, что стала объектом циничных замечаний, совсем не связанных с ее бриллиантами.
Она вся горела от досады и раздражения, и ее настроение не улучшалось от того, что образовывались пары, но никто не подходил, чтобы пригласить ее или кузину.
В этот момент появился мужчина, сразу изменивший ход ее мыслей. Это был Мейнард.
