— Ты прав, сынок.— Голос у доктора был как бы потухший.— Но я боялся довести его до белого каления, чтобы он чего-нибудь не вытворил.
— Я бы показал этому негодяю! — Рука Харалана сжала рукоять сабли.
— Именно поэтому,— доктор мягко тронул руку сына,— я и предпочел действовать осторожно. Положение Миры стало бы невыносимым, если бы Вильгельм Шториц затеял скандал и ее имя появилось на страницах газет.
Хотя я знал Харалана недолго, но уже понял его живую и импульсивную[117] натуру, особенно чувствительную ко всему, что касается семейных дел. Сказать по правде, и мне не нравилось появление в городе соперника Марка, а его новое посягательство на невесту брата возмущало меня.
Доктор в деталях описал этот визит. Вильгельм Шториц был груб и упорен. Он никак не хотел признать себя побежденным и гневно настаивал на своих претензиях, кричал, что любит молодую девушку и если она за него не пойдет, то не достанется никому.
— Мерзавец! — горячился капитан.— Как он посмел разговаривать в таком тоне! Я бы вышвырнул его вон! Негодяй!
Наблюдая за взбешенным Хараланом, я оценил благоразумие доктора, не допустившего скандала.
— Я поднялся и дал понять незваному гостю, что больше не желаю его слушать,— продолжал повествование месье Родерих.— Свадьба Миры назначена и состоится через несколько дней…
«Ни через несколько дней, ни позже!» — взвился Шториц. «Месье, извольте покинуть мой дом!» — указал я наглецу на дверь. Любой другой понял бы, что визит более не может продолжаться. Куда там! Немец только сбавил тон, надеясь мягкостью выиграть то, что проиграл грубостью. Он унижался и умолял хотя бы отсрочить свадьбу. Я взялся за колокольчик, чтобы вызвать слугу. Гнев снова обуял его. Не помня себя от ярости, он орал так, что слышно было на улице. К счастью, ни жены, ни дочери не было дома. Наконец, изрыгая безумные угрозы, Вильгельм Шториц соизволил удалиться. Смысл его странных угроз заключался в следующем: Мира не выйдет замуж за Марка. Никогда! Он прибегнет к таким средствам, перед которыми бессилен человеческий разум. В галерее Шторица поджидали какие-то люди… Я же остался, встревоженный этими загадочными словами.
Доктор не решился беспокоить ни жену, ни дочь, ни Марка. Последний был так же горяч и вспыльчив, как и Харалан. Бог весть что могли натворить в гневе двое молодых гордых мужчин.
Капитан неожиданно согласился с доводами отца.
— Ладно,— сдался он,— я не стану наказывать этого нахала. А если он явится ко мне? Или прицепится к Марку?… Если начнет нас шантажировать?…
Доктор Родерих не нашелся с ответом.
Оставалось ждать. Инцидент можно сохранить в тайне, если Вильгельм Шториц не начнет действовать. Мало ли что можно наговорить в отчаянии и гневе!
Я ломал голову, как он может помешать свадьбе. Вызовет Марка на дуэль или предпримет что-нибудь неприличное, скандальное, в соответствии со своим злобным характером? Наверняка месье Родерих в случае необходимости предупредит городские власти, и те сумеют справиться с зарвавшимся немцем.
А пока доктор взял у сына обещание не трогать Шторица, и Харалан скрепя сердце уступил отцу.
Вернулись с прогулки оживленные, ничего не подозревающие мадам Родерих, Мира и Марк. Я остался завтракать.
Пришлось выдумать предлог, чтобы объяснить свое столь раннее присутствие в кабинете доктора. Марк ничего не заподозрил. Завтрак прошел весело и непринужденно.
Когда встали из-за стола, мадемуазель Мира обратилась ко мне:
— Месье Анри, уж коль вы доставили нам такое удовольствие утренним визитом, может быть, побудете с нами весь день?
— А моя прогулка, мадемуазель?
— Совершим ее вместе.
— Я рассчитывал сегодня отправиться подальше…
— Вместе отправимся подальше…
— Пешком?!
— Пешком… Но стоит ли забираться слишком далеко? Я уверена, что вы еще не видели во всей красе остров Швендор.
— Я собирался туда завтра.
— Так пойдем сегодня! — радостно предложила Мира, не желая слушать возражений.
Конечно, я сдался на милость очаровательной победительницы.
В обществе милых дам и Марка я отправился на остров, преобразованный в городской парк, с маленькими рощицами, швейцарскими домиками, всевозможными аттракционами и развлечениями.
Однако приятная прогулка меня мало занимала. Я находился под впечатлением от утреннего разговора с доктором. Марк обратил внимание на мою рассеянность. Пришлось отделаться уклончивым ответом, сослаться на головную боль.
Боялся ли я встретить Вильгельма Шторица по дороге? Пожалуй, нет. Я размышлял над его угрозой. Что же он имел в виду, говоря: «Шторицы располагают средствами, перед которыми бессилен человеческий разум!»? Что означают эти странные слова? Стоит ли принимать их всерьез?… Не хочет ли он просто напугать Родерихов, чтобы добиться своего?…
Миновал день, за ним второй. Все было тихо. Я начал понемногу успокаиваться. Проходя мимо дома на бульваре Текей, я несколько раз видел слугу Шторица — Германа. А однажды и сам хозяин появился в одном из окон бельведера. Никаких действий Шториц не предпринимал.
Но в ночь с семнадцатого на восемнадцатое мая случилось непредвиденное.
Врата кафедрального собора запирались на мощный засов. Никто не мог пробраться туда незамеченным. Тем не менее объявление о бракосочетании Марка Видаля и Миры Родерих ночью было сорвано с доски, разорвано на клочки и яростно втоптано в землю. Объявление написали заново и повесили на прежнее место, тщательно заперев на засов врата. Но не более чем через час и его постигла участь первого. И заметьте,— при ясном свете дня! И так повторилось трижды на протяжении восемнадцатого мая. Ни поймать, ни даже выследить злоумышленника не удалось. Решили доску объявлений защитить крепкой решеткой.
Случай этот дал пищу для злых языков, но ненадолго. Потом о нем как будто забыли.
Но только не мы. Месье Родерих, Харалан и я придали этой злонамеренной выходке серьезное значение. У нас не было сомнения — это лишь начало военных действий, объявленных нам несостоявшимся женихом.
Да и кто другой мог совершить этот бессмысленный акт вандализма[118], как не проклятый пруссак!
Представьте себе возмущение капитана Харалана.
— Это все проделки подлого негодяя! — гремел он, потрясая сжатыми кулаками.— Как он умудрился выйти сухим изводы? Не сомневаюсь, на этом он не остановится! Я не допущу новых выходок!
— Больше хладнокровия, дорогой капитан! — уговаривал я.— Ради Бога, не сделайте опрометчивого шага! Это только осложнит ситуацию.
