Приезд многочисленных полевиков вначале обрадовал меня, но очень скоро я почувствовал, что шумное общество не только нарушило мое, ставшее привычным, одиночество, но внесло сумятицу в мой размеренный быт. Я успел настолько сродниться с неторопливым ритмом жизни, свойственным монголам, и их философскому отношению ко всему происходящему, что суетливая и крикливая публика, понаехавшая из города, раздражала меня. Никогда не забуду, как еще в Боро-Ундэре мой помощник монгол в ответ на вопрос, почему он так долго возится с решением пустякового дела, посмотрел на меня с укоризной и заметил:
— Э-э-э, начальник, зачем спешить? Настоящий монгол никогда не торопится! — Эта простая мысль настолько поразила меня, что с тех пор я взял за правило всегда следовать этому мудрому принципу. И действительно, что хорошего мы получаем от нашей извечной спешки и стремления сделать все как можно быстрее? Ничего, кроме ошибок и необходимости все переделывать заново.
К моему удовольствию очень скоро большинство из вновь прибывших отправилось в долину Дзун-Модо для обследования месторождений Ирэ и Бавгайт. В лагере из наших специалистов остались лишь Валерий Логинов да геолог Саша Карпов, ежедневно занимавшийся документированием и опробованием жилы Суцзуктэ. Мы втроем жили в юрте, вели размеренную трудовую жизнь и не подозревали, что вскоре окажемся в самом центре зловещих событий.
ГЛАВА IХ. Тревожные события
Между тем лето вступило в свои законные права и началось оно с основательной жары и суши. Нагретый воздух, густо насыщенный ароматами сосновой хвои, березового и осинового листа и цветущих трав, по понятиям наших монгол был совершенно непригоден для нормальной жизни. Коренные степняки буквально задыхались в летнем лесу и в один прекрасный день дружно покинули казенные юрты и перекочевали на все лето в долину. Лагерь опустел. Мы вынуждены были выделить машину для доставки к штольне безлошадных рабочих, в то время как основная часть приезжала на работу на лошадях.
Именно этой ситуацией и решил воспользоваться Цевен для осуществления тщательно продуманного и неплохо подготовленного, кстати — не без моей помощи, плана осушения гезенка.
В один из выходных дней он зашел к нам в юрту и, выразив сочувствие по поводу царившей скуки, сделал внезапное предложение:
— А не хотите ли вы съездить на рыбалку?
— С удовольствием, но куда и на чем?
— Да на озеро Борнур, а машину я вам могу дать свою. До завтрашнего дня она мне совершенно не нужна.
Услышать такое предложение от дарги было настолько же приятно, насколько и неожиданно. Мы быстро собрали кое-какие снасти и прочие принадлежности, загрузились в ГАЗ-69 и стали ждать шофера Лувсанчимида, которому Цевен в сторонке отдавал какие-то последние распоряжения. Наконец мы уселись и покатили вниз. От лагеря до озера было не меньше 20 километров проселочной дороги, мы ехали не спеша, вспоминая, как зимой стреляли здесь тетеревов. С нашим отъездом на базе остались только Цевен, Ха Ю да старый монгол Шархуу.
Рыбалка на озере была, как и ожидалось, превосходной. Кроме сазанов, которых мы с Валерием ловили на примитивные удочки, Саша Карпов, не расстававшийся со спиннингом, поймал на блесну несколько крупных щук и жерехов. Мы купались, загорали, сварили великолепную тройную уху, под которую Лувсанчимид привез из госхоза бутылочку архи. После ухи для полного кайфа мы даже вздремнули, совершенно отрешившись от забот о горных выработках, их документировании, опробовании и прочих занудных повседневных делах. Солнце уже приближалось к гребням западных сопок, окружавших долину, когда мы, умиротворенные славно проведенным выходным днем, стали собираться домой.
Когда мы подъехали к юртам наших рабочих, расположенным у подножия сопки по берегам ручья Суцзуктэ, Лувсанчимид предложил нам зайти в его юрту, чтобы попить кумыса. Мы охотно приняли его приглашение.
За более чем годичный срок моего пребывания в этой стране мне приходилось много раз бывать в юртах степных кочевников-аратов и наших рабочих. Каждый раз меня восхищало искреннее и ненавязчивое гостеприимство, предупредительная и, вместе с тем, полная достоинства, вежливость хозяев. К сожалению, это впечатление портили, как я уже говорил, малоприятные запахи и не совсем чистые предметы обихода, которыми предстояло пользоваться. На этот раз я был приятно удивлен. В юрте царили чистота и порядок. У детей под носом не висели сопли. Светлолицая и красивая хозяйка, прежде чем преподнести нам по чаше кумыса, демонстративно вымыла их в тазу и насухо вытерла чистым полотенцем. Такого приема мне еще не приходилось видеть.
Кисловатый, терпкий и довольно крепкий напиток ударил в голову и привел нас в благодушное и расслабленное состояние. Мы попросили Лувсанчимида отвезти нас в нашу юрту на заслуженный отдых, но он категорически воспротивился, сказав, что уже зарезан молодой барашек и пока мы не поужинаем свежатинкой, не может быть и речи о возвращении в лагерь. В ответ на наше возмущение подобным расточительством он заметил, что барашка ему выделил Цевен специально для нашего угощения. Это известие привело нас в полное недоумение — уж от дарги мы никак не могли ожидать такой щедрости. Тем не менее барашек уже был принесен в жертву, и оставалось только подчиниться обстоятельствам.
Пока хозяйка занималась приготовлением ужина, а Валерий с Александром расслабленно возлежали на кошме, я решил выйти подышать свежим воздухом. Солнце успело зайти за сопку и на стойбище, вместе с желанной прохладой, опустились вечерние сумерки. Ветерок, весь день лениво струившийся с равнины в горы, после кратковременного затишья изменил направление и потек вдоль ручья обратно в долину. Подставив разгоряченное лицо навстречу «легкому дыханию зефира», я уловил в нем едва слышные и хорошо знакомые шумы работающего мотора. Прислушался. Ошибки не было — где-то вдалеке монотонно, на одной и той же басовитой ноте, работал автомобильный мотор. По ровному звуку было не похоже, чтобы автомобиль двигался. Определив на слух направление, я понял, что источник странного звука находится где-то в районе старой штольни. Но кто мог туда приехать, с какой целью и почему он оставил мотор, работающим на высоких и постоянных оборотах? Внезапно меня осенило — да ведь это работает наш компрессор! Одна загадка сменилась другой. Кому и зачем понадобилось включать компрессор в выходной день, когда на штольне никого нет?
Не найдя ответа на этот вопрос, я пошел к юрте компрессорщика Доржа. К моему удивлению он был «дома» и после ужина баловался чаем. Увидев меня, он сразу же велел хозяйке подать мне пиалу соленой, жирной жидкости, скорее напоминающей густой бульон, чем зеленый чай. Чтобы не нарушать приличий и не показаться суетливо озабоченным, я сделал несколько глотков и, как бы, между прочим, спросил его — кому и для какой цели он разрешил сегодня запустить компрессор. По удивленному выражению его лица я понял, что мой вопрос напрасен. Тогда я предложил выйти на «улицу» и послушать. Дорж сразу же узнал «голос» своей машины и заволновался. Мы решительно вернулись в юрту шофера, и я сказал Валерию, что возле штольни происходит что-то непонятное. Вышли все. Ветер по-прежнему доносил звук ровно работающего мотора. Все были в недоумении и только Лувсанчимид, улыбаясь, сказал:
— Это, однако, дарга Цевен включил компрессор.
— Но зачем? — спросил я.
— Он хотел сегодня качать воду из колодца. Потом что-то будет делать там. Больше я не знаю.
Я все понял. Воспользовавшись тем, что в партии никого не осталось, Цевен решил осушить эрлифтом гезенк, описать жилу и взять пробы. Но зачем такая таинственность? Почему он не попросил Доржа выйти на работу, а поручил включить компрессор кому-то еще? Мы все терялись в догадках и не находили на них ответа. В конце концов, мы решили, что Цевен — дарга партии и вправе делать так, как ему заблагорассудится. Не успокоился только Дорж. Он сел на лошадь и сказал, что поедет узнать, в чем дело и если надо — останется возле компрессора. Мы не возражали и ушли в юрту. Ужин был готов, и мы воздали должное искусству милой хозяйки.
