когда в филёнку вновь ударил кулак.
Черти драные! Бояться сейчас следовало не мёртвых, а живых!
Убийство в благополучном квартале непременно наделает много шума, люди пристава точно заинтересуются приблудным чистильщиком обуви. Я был уверен, что охотникам на воров не встать на мой след, но ухари в таких делах на волю случая никогда не полагаются, свидетеля в живых они не оставят.
Всё же неспроста колебался Лука! У него — чутьё, а я — лопух!
Влип!
0–4
— Не дури, малой! — послышалось из-за двери. — Что с хозяином, а? Он там? Мёртв? Да открой ты, не тронем! Осмотреться надо!
Тут-то я и сообразил, что звездочёта порешил кто угодно, только не мои наниматели. И не успели бы, и не простой душегуб здесь отметился, а тайнознатец. Но это даже хуже: значит, убийцу станут искать со всем тщанием: и управа на приз охотникам на воров не поскупится, и церковники в стороне не останутся. Прикончат меня. Как пить дать прикончат.
Начало понемногу униматься лихорадочное сердцебиение, следом мелькнула спасительная мысль выбраться на улицу через окно, но только я отлип от двери — и вновь замер на месте как вкопанный. Лишь сейчас обратил внимание, что ковёр скатан к стене, а пол расчерчен изображением вписанной в круг пятиконечной звезды. В её вершинах помаргивали огоньками чёрные свечи, а воздух внутри окружности будто бы слегка колыхался. Вглядываться в его рябь было… неприятно.
Я ничего не смыслил в тайном искусстве, но точно знал, что ни за какие коврижки не соглашусь ступить внутрь этого безобидного вроде бы рисунка. К нему и приближаться-то даже не хотелось, но никак иначе к окну было попросту не подобраться. Я осторожно двинулся в обход и едва не сделал роковой шаг, когда подвернулась правая нога.
Меня качнуло, и рука замерла в какой-то пяди от внешней границы рисунка, я будто бы даже упругое сопротивление воздуха уловил, а пальцы опалило непонятным жаром. Повеяло раскалённым песком, в глазах замелькали оранжевые точки. Стало предельно чётко различимо обгорелое пятно на половицах в центре колдовской схемы, и я резко отпрянул назад, в голос выругался.
Черти драные! Да что ж это такое⁈
— Открой, гадёныш!
Очередной удар в дверь заставил опомниться, я спешно обогнул колдовскую схему и, зажимая пальцами нос, протиснулся мимо стола к окну. На обугленный череп звездочёта старательно не смотрел, но невольно зацепился взглядом за его сожжённую кисть и шумно сглотнул. От мерзкого зрелища замутило.
Переборов дурноту, я отдёрнул с окна штору и едва не застонал от разочарования. Проём оказался перекрыт добротной решёткой.
Черти драные! Здесь не выбраться!
И в этот самый момент дверь содрогнулась так, будто в неё таран врезался!
Я чуть не подпрыгнул на месте, взгляд лихорадочно заметался по комнате и тотчас прикипел к цветастому ковру на одной из стен. Точнее — к богатой коллекции клинков на нём. Морской палаш, парочка изогнутых кинжалов, два дикарских копья, кривая сабля…
Не то! Всё не то! Не под мою руку!
Сняв с крючков шпагу с ажурным эфесом, я отбросил в сторону ножны и ощутил непонятный прилив уверенности. Той, правда, изрядно поубавилось, как только вновь содрогнулась под ударом дверь и жалобно скрипнул засов.
Пусть нисколько и не сомневался, что сумею сполна воспользоваться неожиданностью и заколоть одного из ухарей, но то одного, а никак не обоих сразу.
И как быть со вторым? Распахнуть дверь и поставить подножку тому, кто вломится внутрь, а другого проткнуть? Увы, не с моей покалеченной ногой. Не выгорит!
Очередной удар и скрежет засова заставили сорваться с места, я ухватил валик ковра и уложил его поперёк прохода, после смерил оценивающим взглядом книжные шкафы и остановил свой выбор на высоченной, под самый потолок, этажерке, заставленной всяческими заморскими диковинками, вроде вырезанных из слоновой или моржовой кости статуэток.
Потянул ту на себя, сдвинул, снова потянул и вздрогнул от резкого хруста. Очередной удар оказался столь силён, что выбил одно из креплений засова. Пока что — только лишь одно. Но ещё саданут разок-другой и вломятся!
— Пошли вон! — заорал я, своим воплем маскируя скрежет отодвигаемого запора. — А то окно высажу и на помощь позову!
Ответ последовал незамедлительно. Я едва успел податься назад, как распахнувшаяся дверь шибанула ручкой о стену, а с разбегу протаранивший её ухарь проскочил дальше, споткнулся о валик ковра и нырнул в магическую схему. Резко шваркнуло, будто на раскалённую сковороду кинули шмат мяса, и упитанного молодчика отшвырнуло от звезды к заставленным книгами шкафам. Он врезался в них и, даже не вскрикнув, рухнул на пол со сгоревшим до костей лицом.
Жуткое зрелище напугало до икоты, оно же и придало сил. Я пнул дверь, а когда та налетела на второго молодчика и не захлопнулась до конца, повалил на неё этажерку. Ухаря зажало, и я что было сил рубанул шпагой по его просунутой внутрь руке. Метил по запястью, но жилистый рванулся назад, и удар пришёлся по стене.
Черти драные!
Ухарь вновь навалился на дверь и умудрился чуть сдвинуть её вместе с этажеркой — пусть лишь самую малость, но этого ему как раз хватило, чтобы высвободить зажатую кисть. Мне только и оставалось, что в подражание балаганным паяцам провалиться в глубокий выпад и загнать клинок в щель на всю длину без остатка, по самую гарду. Целился чуть выше плеча и сопротивления плоти не ощутил вовсе, только вдруг плеснуло алым, а конец выдернутой назад шпаги оказался испачкан кровью.
Достал! Увы, не наповал!
Судя по быстрым шагам, раненый отскочил от двери и побежал вниз по лестнице, но только я ухватился за этажерку и потянул ту на себя, как за спиной послышался хриплый выдох. Я испуганно крутанулся на месте и обнаружил, что упитанный не только очнулся и перевалился на бок, но и пытается подняться на четвереньки.
Черти драные! Да у него же от лица почти ничего не осталось!
Но нет — вопреки всем законам мироздания ухарь подыхать не собирался. Накатила паника, и я ткнул его в пухлый бок шпагой — раз! другой! третий! — но лишь кровь потекла. Тогда со всего маху загнал остриё в пустую глазницу — и перестарался! Тонкий узкий клинок выгнулся дугой и с металлическим лязгом переломился. Просто лопнул, потеряв в длине треть!
В исступлении я рубанул обломком по шее, но мог бы уже не суетиться: ухарь пошатнулся, упал ничком и
