– Вас не дождались, – сказал он негромко. – Уже начали. Все в большой башне.
– Молодцы, что не стали ждать, – похвалил я. – Сам не думал, что вернёмся так поздно.
Оставив Носатого распрягать лошадей, мы с Эвелин направились в главное здание замка. Прошли совершенно пустой каминный зал, поднялись на второй этаж. Прошли длинный коридор и, встав у приоткрытых дверей, замерли. Огромный круг восьмиугольной башни был заполнен летающими разноцветными огнями. Всмотревшись, я увидел, что на длинных конопляных каболках, тянущихся с потолочных балок, подвешено десятка три фонарей с цветными стёклами. Каким-то хитрым образом свитые каболки всё время раскручивались, и фонари, вращаясь, наполняли пространство летающими кругами света.
В восьмиугольной зале полукруглым амфитеатром были поставлены скамьи, в три яруса. А в центре радиуса этого овала стояло высокое, роскошное испанское кресло. Оно кричало алым цветом бархата и золотом инкрустации, и в нём замерла, трогательно-напряжённо выпрямив спинку, Милиния. Над её причудливо завитой причёской мерцала ажурная, изящнейшая, свитая из золотой нити корона. Застыв в этой напряжённой позе, принцесса не отводила взгляда от стоящего пред амфитеатром маленького придворного поэта. Тоби, держа перед собой в дрожащей руке лист, второй энергично взмахивал, громко декламируя. Мы захватили, очевидно, самый конец:
-… Гостья с небес,
Словно капелька синяя,
В чьей-то судьбе
Золотистая линия, –
Счастья тебе!
С днём рожденья, Милиния!
У меня перехватило дыхание, когда «Шервуд» встал в едином порыве и гром аплодисментов ударил в плавающие огни. Мы с Эвелин шагнули в дверь и присоединились к аплодисменту. Нас встретили радостные взгляды, и появление наше вызвало новую волну ликования. Милиния, широко разведёнными руками вцепившись в подлокотники кресла, не сдерживаясь плакала. Омелия, выйдя вперёд, сменила убежавшего за спины Тоба и, подняв руку, обрезала шум и громко произнесла:
- Не зима и не лето,
Не снег и не зной,
Не осень, одетая,
В дождь золотой,
И не холодно, и не жарко -
А просто время подарков!
В тот же миг двое в форме гвардейцев, стоявшие наготове, промаршировали и поднесли к креслу большую скамью, накрытую белым атласом.
– Первый подарок – от маленьких жителей «Шервуда», – сообщила Омелия.
И воссоединённая троица, Чарли, Баллин и Гобо, подошли и поставили на белое поле изящную цветную фигурку: «глиняную принцессу Милинию».
– От дам «Шервуда»!…
И Эвелин, Кристина Киллингворт, Симония и Анна-Луиза водрузили на скамью высокую стопку столового и постельного белья, на краешках которого алели изящно вышитые буквы «М».
– От джентльменов «Шервуда»!…
И уже четверо гвардейцев, пыхтя, доставили к креслу и поставили сбоку от скамьи высокий, новенький, поблёскивающий едва высохшим лаком посудный шкаф. Уходя, последний гвардеец как бы невзначай задел защёлку, и дверцы, раскрывшись, явили восхищенному ропоту собравшихся полки, до отказа заполненные сверкающей медной и тускло светящейся серебряной посудой.
– От стекольных мастеров! – выкрикнула, заглянув в списочек, Омелия.
И у скамьи водрузили огромное, в рост самой Милинии, чистейшего стекла зеркало в нешлифованной временной дубовой раме.
Подкравшийся к нам с Эвелин Пит, поклонившись, сделал жест в сторону придвинутых к амфитеатру двух стульев. И, едва мы присели, Омелия провозгласила:
– От кузнечного цеха «Шервуда»!
И Климент, а с ним двое старших его сыновей и маленький юркий Бубен принесли собранную из железных виньеток подставку-планшир, на которой в гнёздах висели каминная кочерга, топорик, совок и щипцы.
И – я не поверил себе – громко объявленное:
– От Тома Шервуда, волшебного короля волшебного замка, магистра справедливости и нашего доброго друга!
И, к нашему с Эвелин изумлению, с амфитеатра спустился Давид. Он нёс два ларца – из дуба и кипариса. Поставив кипарисовый ларец на скамью, он произнёс:
– Не хочется говорить о ненавистном доме нотариуса, но придётся. Здесь, – он указал на ларец, – полная сумма вашего наследства, Милиния. А здесь, – он поставил на скамью дубовый ларец, – денежный размер контрибуции, наложенной Томасом на злодея. Отправляется в распоряжение Барта, мужчины, будущего супруга, и с этой минуты ответственного лица.
– Обо мне сказано чересчур лестно, – шепнул я Эвелин.
– Я очень рада, что они так считают! – улыбнулась она.
А Омелия выкрикнула:
– Подарок от нашего драгоценного учителя, мэтра Гювайзена Штокса, добряка и эсквайра! Совместно с Бартом и Кристиной Киллингворт!
Гювайзен, одетый в неподражаемо изысканный костюм, с плюмажем на треуголке, в ботфортах, со шпагой, вышел навстречу плывущей в бальном платье Кристине. Он куртуазно склонил голову, Кристина сделала медленный реверанс. Барт взял скрипку, поднял смычок… Тонкая, плавная мелодия поплыла по громадному восьмиугольному кругу, слышавшему до этого лишь звон железа и грохот сапог. И точно по ниточке этой мелодии закружились Штокс и Кристина. Анна-Луиза, приблизившись, прошептала что-то Эвелин, а она прошептала мне:
– Наш Гювайзен ещё и учитель бальных танцев!
Наверно, искушённый танцор немедленно обратил бы внимание, а я увидел не сразу: мэтр вёл даму столь плавно, столь точно, что неуместная шпага на его боку двигалась вместе с ним как приклеенная.
И, когда завершился танец и отгремел аплодисмент, наша кухонная командорша, наш звонкоголосый глашатай оповестила о последнем дарителе:
– И наконец, леди и джентльмены, подарок от Барта, нашего удивительного музыканта, вдохновенного и счастливого!
Барт, отложив скрипку, чуточку виновато улыбнувшись, сказал:
– Мой подарок – не есть совершенно мой личный. Это некий спасённый предмет.
И, шагнув к стене, поднял и принёс на скамью что-то накрытое куском жёлтой фланели. И вот ткань снята… И Милиния встала с кресла! Прижав к груди кулачки, она смотрела не отрываясь на старый, поцарапанный сундучок с подржавевшей оковкой. А Барт поставил сундук на бок, на манер двери опахнул крышку… Немедленно вся детвора форта «Шервуд» подбежала и стала рассматривать сине-белого принца-рыцаря, с мечом из парусной иглы с обломанным ушком, розово-белую девушку с волосами из жёлтой скатертной бахромы, красного кота с разными по размеру ушами и коричневого, плотного, в серой шляпе, разбойника. Милиния вывела их из «домика» и стала что-то рассказывать. Тогда я встал и, переглянувшись с сидящими в амфитеатре взрослыми, вопросительно показал на выход. Все закивали, поднялись с мест и пошли, стараясь ступать негромко.
