Они уже два года летали вместе, дружили и целиком доверяли друг другу.
— Должны подстраховать себя, — ответил гауптман.
— И ты серьезно считаешь, что нам удастся выйти?
— Шансов мало.
— Тогда стоит ли мучиться?
— Не надумал ли?..
— Наверное, это было бы для нас наилучшим выходом. Я сам советовал тебе идти лесом, подальше от шоссе. Сгоряча советовал, а теперь подумал и решил: нужно выйти на шоссе и сдаться первой попавшейся воинской части.
— Нет.
— Почему?
— Мы офицеры, Арвид. И должны быть верны присяге.
— Фюреру?
— Тише, — предостерег гауптман.
Штурман оглянулся. За ним брел по воде радист Курт Мюллер и, конечно, за чавканьем своих сапог ничего не мог расслышать. Сжал плечо пилота и сказал:
— Обидно: самолет угробили и сами страдаем из–за каких–то диверсантов.
— Видел, как с ними носились?
— Операцию обеспечивал сам Скорцени. Мне сказал Кранке, что того гуся на мотоцикле вроде бы знает сам фюрер.
— Соврал.
— И я так думаю. Так что же мы решим?
— Дождемся утра, тогда поговорим.
— Только не было бы поздно: нарвемся на засаду — скосят всех.
— Могут скосить, — тяжело вздохнул гауптман. Он пересек ручей, вышел на берег и приказал: — Отдых пять минут!
Сняли обувь и выжали мокрые носки. Ждать, пока высохнут, не имели права — обулись и последовали за гауптманом. Шли, и мокрый грунт вязнул под ногами.
Мотор прогрелся и гудел успокаивающе. Узкий луч фары освещал ухабистую неровную дорогу. Ипполитову хотелось выжать газ до конца, даже попробовал на сравнительно ровном участке ехать немного быстрее, но не заметил очередную выбоину, и мотоцикл бросило так, что чуть не вылетел из седла.
— Ты что, сдурел? — возмутилась Сулова. — Перевернемся!
Она держалась на удивление спокойно. Может, только внешне? Ипполитов не мог заглянуть ей в глаза, а хотелось: неужели Лидка чувствует себя лучше, чем он? А его не оставляло ощущение, будто кто–то все время следит за ним, не сводит пристального взгляда, чуть ли не берет на мушку — и сейчас раздастся длинная очередь…
Ипполитов знал, что это, конечно, глупости, нервное расстройство, но никак не мог избавиться от этого чувства. Хотелось свернуть на какую–либо боковую дорогу, петляя, как заяц по скошенным полям, чтоб углубиться потом в лес, в дебри, замереть, отлежаться.
Ипполитов думал: еще два года назад он ходил по таким дорогам спокойно, как хозяин. Неужели эти два года в Германии так сломили его? Ведь нет никаких оснований для волнения. Каждый, кто встретит его сейчас, должен раскрыть рот от удивления и застыть в почтении: Герой Советского Союза, майор Смерша — это дано лишь исключительным людям, лучшим и самым преданным.
Однако мысль об этом почему–то не утешала. Не радовало и то, что он снова среди так называемых своих. Хамье проклятое! Свои там, по ту сторону линии фронта, и надо сделать так, чтобы как можно скорее возвратиться туда.
Дорога постепенно улучшалась. Ипполитов прибавил газу, но вдруг за поворотом появились дома, началось то ли большое село, то ли какое–то местечко. Ипполитов инстинктивно сбавил газ, боясь взбудоражить сонные улицы.
Поселок спал. Светилось, может, одно или два окна. Ипполитову захотелось заглянуть в них, хоть как–то приобщиться к этой жизни. Это желание было настолько острым, что даже притормозил, но посмотрел на равнодушную, абсолютно спокойную Сулову (завернулась в шинель, подняла воротник и, кажется, даже дремлет — вот железные нервы или, может, эмоциональная сухость?) и застыдился.
Миновали центр поселка с несколькими двухэтажными домиками. Улица круто нырнула в ложбину, и вдруг Ипполитов увидел шлагбаум. До него еще оставалось метров пятьдесят, но он нажал на тормоза, почти остановился. Появилось желание развернуться, шастнуть в какую–нибудь улочку, но собрал всю силу воли и подкатил к шлагбауму уже по инерции, на всякий случай нащупав ложе автомата, торчавшее из коляски.
Навстречу метнулась фигура в шипели, засветился фонарик, луч скользнул по мотоциклу.
Ипполитов недовольно закрылся рукой. Он почти уперся колесом в шлагбаум и увидел еще одного солдата с автоматом — дуло почти касалось его…
Ипполитов, не слезая с седла, протянул офицерскую книжку и сказал громко и властно:
— Майор Таврин из Смерша армии.
Старшина — теперь глаза Ипполитова привыкли к темноте, и он увидел его погоны — взял документ. Посветил фонариком, только взглянул на удостоверение, вытянулся и вернул его Ипполитову.
— Товарищ майор, — доложил старшина, — где–то недалеко приземлился немецкий самолет, и есть приказ перекрыть все дороги.
— Знаю. — Ипполитов спрятал офицерскую книжку. — Мы патрулируем эту зону и ищем диверсантов. Никто не проезжал здесь?
— Нет, пока что все спокойно.
— Будьте внимательны, старшина. Обстановка сложная, и все может случиться.
— Кто с вами?
— Все в порядке, старшина. Наша сотрудница. Не теряйте бдительности! — приказал, совсем войдя в новую роль. — Тщательно проверяйте документы у всех и при первом подозрении задерживайте.
— Имеем такой приказ, товарищ майор.
— Поднимите шлагбаум. Еще раз повторяю: бдительность!
— Слушаюсь! — Старшина откозырял и приказал солдату: — Иваненко, разве не слышишь? Поднимай…
Только теперь солдат опустил автомат, и Ипполитов облегченно вздохнул. Не очень приятно, когда в тебя тычут дулом, — кажется, ерунда, никто в тебя не собирается стрелять без приказа, наоборот, слушаются и козыряют, по все же лучше, когда автомат болтается за плечом.
Вдруг Ипполитов подумал: вот бы сейчас скосить обоих — старшину и солдата — короткой очередью. Две–три секунды — и нет первых свидетелей, увидевших его…
Может быть, и на самом деле?..
Ипполитов потянулся к оружию, но, нащупав холодное ложе, отдернул руку и обругал себя: не горячись, ты среди своих, видишь, как суетится солдат, поднимая шлагбаум, а как тянется старшина… Для старшины майор Смерша действительно большое начальство. У него и в думах нет, кто перед ним на самом деле.
Небрежно, как и надлежит начальству, откозырял и тронулся медленно, обдав патруль ядовитым бензиновым дымом.
Проехав с километр, Ипполитов скосил глаза на Сулову. Она так и не сказала ни единого слова, молчит и сейчас, будто все, что случилось — встреча с патрулем, роль, так удачно сыгранная им, — совсем ее не касается. Это спокойствие возмутило Ипполитова, хотел уколоть ее, но сдержался: ссоры и даже совсем небольшой разлад сейчас не нужны, тем более что Сулова оказалась на высоте, держалась уравновешенно, не нервничала и не дергалась, ничем не выдала свое истинное состояние — о такой помощнице можно только мечтать.
