осмотр к врачу, меня и ждал сюрприз. Вы не поверите, но этим доктором оказался мой фронтовой друг и он сделал всё возможное, чтобы поднять окончательно меня на ноги. И даже после полного моего выздоровления он всё равно постоянно писал мне и всегда интересовался моим здоровьем. Я думаю, он и девушку сможет вылечить.
После недолгой паузы, в течение которой Валентин что-то обдумывал, он добавил:
– Я попрошу его приехать к нам сюда – в тайгу – «в гости», если так можно выразиться. А погостив у нас и осмотрев Юлию, он, может в Москву на обследование её направить. Я думаю, он не откажет своему фронтовому другу в такой особой просьбе.
К этому времени вернулись Кирилл и Кузьма, ставшие уже настоящими друзьями несмотря на то, что были знакомы друг с другом ещё совсем непродолжительное время.
– Ну, адвокат, как тебе «учебный класс» и букварь Кузьмы из Уголовного кодекса? – с трудно скрываемой гордостью поинтересовался у Кирилла Святослав.
Кирилл, обняв за плечи Кузьму, с восхищением ответил:
– Я могу выразить своё восхищение одним словом: «Поразительно». Когда я оказался в учебном классе Кузьмы, я подумал, что человек может абсолютно в любых условиях обитания обеспечить себя разумным комфортом. Было бы желание, руки и голова на плечах. А кто не желает, тот лежит и ругает эти условия. Я благодарен вам, Святослав, что вы смогли создать Кузьме условия для его постоянного самосовершенствования, и думаю, что лучшего помощника мне не найти, – одобрительно заверил Кирилл Святослава и, немного погодя, добавил задумчиво: – А мне в дупле очень понравилось… Там мне стало даже тепло и уютно.
Слова Кирилла, сказанные им с радушием и пролившиеся бальзамом на душу Святослава, показались ему наивысшей похвалой его труда и стараний: значит, его идея по обустройству «класса» для сына с самого начала не была напрасной – труды не прошли даром и принесли свои плоды.
– И с этой веревочной лестницей хитро придумано. Снаружи вроде обыкновенный с виду дуб. И вот ловко взобравшийся в его дупло Кузьма буквально через мгновение выбрасывает мне оттуда лестницу и я, быстро оказавшись внутри дуба, понимаю, что этот дуб особый, так как в нём размещается учебный класс в особой школе. И этот «школьный класс» обустроен с изысканным вкусом. Видно, что вы, Святослав, потрудились с огромной любовью, – заметил Кирилл, а потом посмотрел на Кузьму и, удивлённо улыбаясь, спросил:
– Слушай, Кузьма, поделись опытом, как ты научился так ловко заскакивать на дерево? Ведь это, думается, не так-то легко.
В ответ Кузьма рассказал смешную историю:
– Этому я со страху научился, – не стал скрывать он. – Один раз, когда гулял по тайге с Кисой, мы на время разошлись, и я стал его искать. Потом я вдруг увидел несколько кабанов. Они стояли прямо напротив меня. От этого я испугался и в два счета оказался на дереве. Я там сидел, весь дрожал и думал, что мне делать. Потом, когда вспомнил о своём друге, стал звать Кису на помощь – стал рычать. Скоро он появился и подошёл к кабанам. Они смотрели то на меня, то на Кису. Наверное, думали: как не похожий на медведя зверь может кричать как медведь. Потом они постояли, развернулись и ушли. А Киса стоял и смотрел им вслед, а потом поднял голову, зарычал и животом стал громко дышать. Я понял, что он сказал мне: «Спускайся, друг, не бойся, я их прогнал». Я тоже стал рычать ему в ответ на его языке: «Ты вовремя пришёл, друг!» и сразу же спустился с дерева.
Кирилл удивлённо спросил:
– Как можно понимать язык медведя, да ещё и самому уметь разговаривать на медвежьем языке?
Кузьма ещё больше засмеялся и стал увлечённо объяснять:
– Понимаешь, когда он так смотрит наверх, громко дышит со звуком и трясёт в это время свою тушу, подпрыгивая, то тогда я тоже начинаю делать, как он. Поднимаю голову и начинаю громко дышать, издавать звуки и трястись. Такой смех понятен только нам двоим. Я всегда стараюсь делать как он. Я разговаривать умею по-медвежьи. Для меня это очень легко. Любой его звук я запоминаю всегда как музыку, замечая при этом, какие делает он движения в это время лапой, головой и всем своим телом. Когда я начинаю делать за ним такие движения и такие же звуки, то замечаю, что он понимает меня и так же отвечает. Мне всегда нравилось долго за ним наблюдать и делать точно так же, как он, и много раз повторять. Потом все его звуки и движения стали приходить сами по себе, по привычке, так как я и он всегда находились рядом, и я привык делать всё почти так, как он это делал. Потом я стал понимать даже и его дыхание. Это для меня, как разговор молча. Когда мы лежим рядом и он начинает на меня тихо дышать, я от него сразу отхожу, потому что понимаю, что он хочет сказать мне: «Отстань, не мешай мне спать, а то расцарапаю». В общем, я его с полуслова понимаю.
Этот незатейливый рассказ Кузьмы, который он сопровождал порой комичными жестами и забавными звуками, заметно развеселил всех, за исключением Валентина Николаевича – улыбка едва тронула уголки его губ. Ему не было скучно – нет. Просто он был очень удивлён тем, с каким непринуждённым юмором парень всё это рассказывал. А ведь в то время, о котором он рассказывал, он был совсем ещё ребёнком, и тогда ему, наверняка, было не до смеха. В тайге даже взрослому-то находиться страшно, а уж ребёнку тем более. Слушая Кузьму, Валентин Николаевич невольно представлял себя на месте мальчика… Вот поэтому он и воспринял рассказ Кузьмы со всей серьёзностью и твёрдо решил, что должен сделать всё от него зависящее, чтобы парень был счастлив. А для этого, как минимум, нужно, чтобы Юлия непременно выздоровела. Ведь всем ясно без преувеличения, что эти двое – Кузьма и Юлия – просто созданы друг для друга. Подумав об этом, старик решил немедленно обратиться к Кириллу и попросить адвоката найти его фронтового друга и на словах передать от него – Валентина – огромную просьбу принять участие в судьбе этой девочки и помочь в её лечении.
Валентин сидел, сгорбив спину и нахмурившись. Он обдумывал, с чего начать разговор с Кириллом, но, молодой человек, как будто прочитав его мысли, сам подошёл к старику, облегчив тем самым его заботы. Почувствовав это, Валентин несколько напряжённо произнёс, не поворачивая головы:
– Кирилл,
