Пилицин подозревал справедливо: ликвидатором оказался один из чекистов. На рассвете он выстроил личный состав экспедиции и поставил к стене приговоренного к расстрелу за уход с поста. Люди стояли присмиревшие и, по виду, не испытывали желания приводить приговор в исполнение. И тогда Пилицин рассказал им все, начиная с предсмертной исповеди Сорочинского. Ликвидатор признался, попросил пощады, однако в то время щадить еще не умели…
Но самое главное, что сразу же после залпа оставшийся в живых третий чекист Прокопчук бросил на землю оружие, снял ремни, гимнастерку и встал на колени перед строем. Он покаялся, что находился в экспедиции с заданием уничтожить ее в случае массового предательства и попытки побега за рубеж. Он считал, что единственный имеет такую задачу.
Прокопчука простили, но лишили его оружия и передвижения в одиночку. Через два дня, не выдержав молчаливого презрения товарищей, он разбежался и прыгнул со скалы вниз головой.
А в экспедиции несколько дней царил шок. Люди никак не могли осознать того коварства и предательства к ним не как к специалистам, к людям не рабоче-крестьянского происхождения, а просто как к личностям без всяких классовых признаков. Они не могли привыкнуть к мысли, что представляют собой в лучшем случае пешки на шахматной доске, в худшем – рабочий скот, лошадей, необходимых для тягловой силы. Этому противилась божественная человеческая природа. Ведь никто же не тянул за язык Сорочинского! А он, революционный боец, участник гражданской войны на трех фронтах, рязанский мужик, вышедший в прапорщики на империалистической, кавалер трех Гоеоргиевских крестов, не захотел уносить тайну вместе с собой под каменную осыпь. Он пожалел людей, увидел в них те самые личности и, по сути, первым восстал против железной руки Интернационала, ЧК и Коминтерна. Человеческая суть не выносила глумления над собой никакой идеологии. Однако при этом просыпалась запоздало, когда уже, как медведю, залегшему в берлогу без пробки, ползучая насекомая тварь забралась в кишечник и разъела его изнутри. И теперь приходится вместо полнокровной жизни ходить, орать от боли и выискивать лечебную траву.
До самой весны, до таяния снегов не работали, а как-то вдруг откровенно, открыто и сообща обсуждали и свое положение, и вообще состояние общества в России. Короче, экспедиция, подобранная из самых верных людей, в считанные месяцы стала полностью контрреволюционной. На общем совете Пилицин сложил свои полномочия, но его избрали командиром. Решено было уходить в Англию: они знали о контрабандных судах, приплывающих к поморам за пушниной. Однако еще не сошел лед на реках, чтобы сплавиться в устье Печоры. Они были все молодыми, и природа требовала деятельности, движения. Вначале они отказались от поисков царского золота, но, включенные в гипнотическое состояние поиска, жажды исследования, они начали обследовать пещеры, найденные зимой. Получилось, что экспедиция обнаружила одну пещеру, разветвленную, с несколькими подземными озерами и множеством выходов на поверхность. Среди оставшихся ее членов был единственный спелеолог, ранее побывавший в пещерах Крыма, – Владимир Иванович Соколов. Когда стало понятно, что никаких сокровищ нет, и все успокоились, он продолжал рыскать в подземельях, дожигая в факелах остатки керосина.
Вход в настоящую, невероятных размеров и глубины пещеру обнаружился в гроте-берлоге, где погибли Сорочинский с товарищем. Медведь сторожил ворота в подземный мир, засыпав их толстым «культурным» слоем травы, пихтового лапника, листьев и земли. Соколов открыл его, спустился по подземному лазу глубоко вниз и пропал. На следующее утро его пошли искать оставшиеся четыре человека во главе с Пилициным. Они спустились по ходу, найденному Соколовым, и тут же оказались в руках неизвестных вооруженных людей. У них отобрали маузеры, ножи и факелы, привели в зал, где стояла большая, недавно срубленная изба. Соколов уже был там и, видимо, многое рассказал подземным жителям об экспедиции. Среди хозяев пещеры можно было очень легко различить трех офицеров. Как выяснилось, они находятся в руках всего лишь охраны и что судьба большевистских кладоискателей будет решаться неведомо где и неведомо кем.
И тут произошла еще одна метаморфоза с одним членом экспедиции, которого Пилицин считал прямым и открытым человеком. Андрей Петухов снял свое обручальное кольцо и подал старшему охраннику. Тот поднес его к лампе, что-то посмотрел и тут же ушел с шахтерским газовым фонарем. Эти манипуляции были проделаны на глазах всех членов экспедиции, никто ничего не понимал. Скоро Петухова куда-то пригласили, а к остальным резко изменилось отношение. Офицеры спрятали свое оружие, разрешили сесть, принесли самовар и стали угощать чаем.
Петухов вернулся лишь через сутки, неузнаваемый, чистый, вымытый, просветленный и одетый в какие-то белые бесформенные одежды. Это уже никак не укладывалось в сознании изгоев, ибо, по их убеждениям, даже самым лояльным ко всем премудростям истории, к формам человеческого бытия, никакой таинственной, с непривычной обрядностью жизни не могло существовать в России.
* * *
И тем более ее не могло существовать сейчас, в самом конце двадцатого века, ибо век этот разрушил, перемолол и унифицировал жизнь практически всех народов на Земле, за исключением единичных племен на затерянных островах Тихого и Индийского океанов, в Африке и недрах сирийских пустынь. В представлении современного человека открытие некоей общности людей, не связанных между собой ни партийными, ни политическими устремлениями, ни страшными клятвами религиозного обряда или театрализованными посвящениями масонских лож, а просто состоящих в братстве по типу и образу мышления, не могло существовать, потому что не могло существовать вообще. Сознание современного изгоя как сенсацию воспринимало «неожиданно» найденную семью старообрядцев, всего-то полста лет живущих в отрыве от мира, а уж такое явление, как Иванов, – обычный, рядовой гой, пришедший в мир изгоев со своим открытым мышлением, немедленно был объявлен пророком, посланником Бога, Мессией. Впрочем, наверное, так оно и есть в обществе, лишенном всякой вертикальной, космической связи. Здесь легко было стать пророком, ибо долго пребывающему во тьме человеку даже тусклый свет видится нестерпимо ярким.
Русинов слушал Данилу, носящего титул «Страга», и с каким-то отвлеченным сожалением думал, что одно время был очень близко к разгадке тайны «сокровищ Вар-Вар». Стоило сделать легкое и неожиданное движение ума, и уже бы ощутил, что «горячо», что искать ключи к «Стоящему у солнца» следует через изучение всей истории рода Строгановых. Ведь насторожился, когда думал о несметных богатствах уральских купцов, создающих огромную империю с благословения всех государей русских. Мало того, делая как бы жест покровительства над царями, Строгановы выкупили из плена Василия Темного. Однако, когда Шуйский, унижаясь, стал выпрашивать у них крупную ссуду, они позволяли себе раздумывать и тем самым унижали еще больше…
