Он приказал спустить бразильский флаг и поднять флаг райха с большой свастикой, матрос? с губной гармошкой побежал в радиорубку играть «Ойру», и «Кариока» стала разворачиваться, чтобы пройти на внутренний рейд острова.
Каргаса нисколько не удивило отсутствие людей на берегу. Он знал, что остров населен не густо, и предполагал, что необычное зрелище, каким для местных дикарей явилось сравнительное большое и быстро движущееся без парусов судно, вероятно, загнало робких островитян в их норы. Что до группы Фремденгута, то они, вполне возможно, сейчас не на лужайке на мысу, виднеющейся на северо-западном берегу бухты, а где-то в другом месте. Ведь судно пришло в неурочное время. Так и есть! Помощник Каргаса подал ему бинокль, и капитан увидел две человеческие фигурки в черной эсэсовской форме, мчавшиеся что есть силы вверх по тропинке над самым правым краем ущелья.
Итак, все было в порядке. Ничто не мешало спокойно идти в северо-западную окраину бухты, туда, где в нее впадает из глубокого ущелья речка, отделяющая от остальной части острова его Северный мыс.
По инструкции нельзя было терять ни минуты. Пока отдавали якорь, пулеметчик «Кариоки» выпустил в небо короткую очередь, чтобы обратить внимание местного эсэсовского гарнизона на то, что пора выходить встречать прибывшее судно. Однако никто не подал ответного сигнала. В радиорубке матрос уже покрылся третьим потом, что есть силы выдувая из своей губной гармошки осточертевшую «Ойру».
Каргас приказал дать еще одну очередь, подлиннее. На сей раз те двое (теперь они уже были на самой вершине горы) возникли над обрывом, замахали руками, ответили еле слышными автоматными очередями и снова скрылись.
— То-то же! — удовлетворенно заметил Каргас и совсем было собрался спускаться в шлюпку, чтобы проследовать на берег, когда с вершины горы, с которой только что исчезли две фигурки в черном, внезапно взметнулось с чудовищным, не поддающимся описанию грохотом потрясающее, ослепительно белое пламя. Гигантский, неправильной формы огненный шар клубился, разрастался вверх и по горизонтали, стал похож не то на гриб, не то на гигантскую солдатскую каску. Эта каска стремительно вытянулась в сверкающий столб высотой в несколько километров, который затем 'посерел и растаял уже где-то под самой стратосферой. И только тогда оказалось возможным (но только не для экипажа «Кариоки») наглядно представить себе яркость этого удивительного явления: ясный тропический полденьсразу после того, как исчезло удивительное пламя, производил впечатление сумерек! Это пламя было намного ярче солнца!
Затем, всего несколькими секундами погодя, над местом появления этого пламени возникло облако, которое подтвердило подозрения Каргаса. (Это был, надо вам доложить, весьма бывалый человек, он ездил когда-то в составе какой-то делегации в гости в фашистскую Италию, видывал вулканы, потухшие и действующие, и гора па острове Разочарования, лишь только он ее увидел, чем-то напомнила ему потухший вулкан.)
Облако над вулканом быстро темнело. Вот оно стало пепельно-серым, свинцовым, черным. Раздался оглушительный раскат, за ним несколько более слабых, вверх выстрелил черный столб дыма. Широкая, тучеподобная крона этого зловещего столба грозно повисла где-то в субстратосфере.
Потом раздался еще один раскат, и над самым кратером вулкана показалось новое темное, почти черное облако. Вероятно, оно было слишком тяжело, чтобы подняться в воздух. Сильный южный ветер не мог сдвинуть его с места. Оно несколько секунд колыхалось на вершине горы, как гигантская масса студня, потом со скоростью урагана покатилось вниз по ущелью, служившему долиной реки. Его края выдавались над ущельем. Оно имело округлую, шаровую форму с вздувающейся мягкой поверхностью. Теперь оно уже было черно, как смола. Внутри его беспрерывно сверкали молнии. Небо над «Кариокой» покрылось густой пеленой. Какое-то мгновение сквозь нее еще просвечивал темно-вишневый, еле различимый круг солнца. Потом и его не стало видно. Наступил полный, ни с чем не сравнимый мрак. Только в страшной туче, уже выскочившей в самую бухту, сверкали молнии да над кратером вулкана пробивались гигантские языки багрового пламени, похожие формой своей на солнечные протуберанцы.
В то же время над «Кариокой» зажглись неправдоподобно большие красноватые звезды. В кромешном и знойном опаляющем мраке послышался страшный, душу выматывающий свист. («Совсем как бомбы с самолета», — успел еще подумать Каргас.) По «Кариоке» словно ударили огромным молотом, и сплошная лавина раскаленных камней и жгучего пепла хлынула сверху на палубу. Шхуна вспыхнула, как если бы она была построена из сухой щепы, пропитанной горючими смесями.
— Полный назад! — хотел крикнуть Каргас, но его рот, ноздри, легкие, глаза, уши — все было забито удушающим, смертельно раскаленным пеплом. Теряя сознание, Каргас ухватился за рукоятку машинного телеграфа. Она обожгла его руку. Каргас этого уже не чувствовал. Тяжестью своего падающего тела он навалился на нее и перевел телеграф на «полный назад». Но эту команду уже некому и не к чему было выполнять. На «Кариоке» все были мертвы.
Поэтому никто на ней не услышал (ничего, кроме самых ярких молний разглядеть в этой густой темени нельзя было) приближения высокой, в несколько десятков метров, волны, которая примчалась с тяжким грохотом, легко, как байдарку, перевернула вверх килем пылающий остов «Кариоки» и умчалась обратно, на запад, к берегам Южной Америки.
Вот что произошло в это время на острове.
Граждане острова Взаимопонимания Фремденгут и Кумахер, еле живые от усталости и переживаний, появились наконец, на лужайке Северного мыса и, жестами пригласив поджидавших их у тропинки Фламмери, Мообса и Цератода следовать за ними, побежали в Священную пещеру. И такие у них при этом были встревоженные лица, что Розенкранц почуял: над белыми обитателями пещеры, а следовательно, и над ним нависла какая-то очень большая опасность. Он ринулся было за ними в пещеру, но ее толстая бревенчатая дверь тяжело захлопнулась перед самым его носом и сразу послышался пронзительный скрип задвигаемого засова. Впервые за все время пребывания Розенкранца на положении эмигранта эта дверь запиралась перед ним на засов! Значит, подозрения его не обманули!
— Боже мой, что делать? — хныкал он, мечась по опустевшей лужайке. — Я погиб… Сейчас я погибну! О-о-о-о!..
Он стал стучаться в дверь. Сначала робко, просительно, потом все громче, злее и настойчивей. Но изнутри до него доносилась только чья-то громкая скороговорка на каком-то непонятном языке. Это, по обыкновению, установившемуся в последние два дня, работал вовсю радиоприемник. Передавалось чье-то выступление не то на испанском, не то на португальском языке.
