Он негромко свистнул, и мгновение спустя к нему подошли Марк Мерфи и Джерри Пуласки. Майк остался у тропы, следить за тылами.
– Что скажете? – негромко спросил Хуан.
– Похоже, этот самолет появился здесь не вчера, – сказал Джерри, стряхивая приземлившегося ему на шею жука размером с мышь.
У Марка на мгновение сделалось задумчивое лицо, потом вдруг глаза его округлились.
– Это не самолет, – благоговейно сказал он. – Это «Летучий голландец».
– Прошу простить мое невежество, – сказал Пуласки, – но разве «Голландец» не корабль-призрак?
– «Летучий голландец» – это дирижабль, – ответил Марк и показал. – Посмотрите между сиденьями. Видите большое колесо? Оно управляет высотой полета. Крутишь его вперед, включается руль высоты на хвосте, и дирижабль опускает нос. Поворачиваешь назад – нос поднимается.
– Почему ты считаешь, что это «Летучий голландец», а не какой-нибудь пропавший флотский патрульный дирижабль времен Второй мировой воны?
– Потому что мы в тысячах миль и от Тихого, и от Атлантического океанов, а «Летучий голландец» пропал во время поисков затерянного в джунглях города.
– Ладно, – сказал Хуан, – вернись к началу и расскажи все по порядку.
Марк не мог оторвать взгляда от разбитой гондолы дирижабля.
– Мальчишкой я типа увлекался дирижаблями и цеппелинами. Ну такой заскок, понимаете. Хобби. А до того были паровозы эпохи пара. – Заметив, как на него смотрят, он добавил: – Говорю же, я был фриком.
– Был? – невозмутимо спросил Джерри.
– Короче, я прочел кучу книг о воздушных кораблях и их истории. Например, историю Л-8, морского патрульного дирижабля, который вылетел из Сан-Франциско в августе 1942 года. Через несколько часов обычного полета экипаж из двух человек доложил, что видит нефтяное пятно. Еще через несколько часов дирижабль вернулся на берег, но людей в нем не было. Единственный намек – исчезли оба спасательных жилета.
– При чем тут это? – с легким нетерпением спросил Хуан. Марк Мерфи был самым умным из тех, кого знал Кабрильо, но постоянно норовил отклониться от темы ради связанных с ней вопросов, которые высвечивала его почти фотографическая память.
– Так вот, другая история о пропавшем дирижабле – это «Летучий голландец». Надеюсь, я помню верно. После войны бывший пилот флотского дирижабля купил с приятелями подержанный дирижабль, чтобы полететь в нем над Южной Америкой на поиски затерянного города инков, скорее всего Эльдорадо. Они переделали дирижабль, чтобы он летал на водороде, который легко взрывается, но который они могли с помощью электролиза получать сами.
– Охотники за сокровищами? – с сомнением спросил Пуласки.
– Я не говорю, что они были правы, – задиристо ответил Марк. – Я только говорю, что они действительно существовали.
– Это все интересно и замечательно, – сказал Кабрильо, отступая от разбитой кабины и ее мрачного обитателя. – Я отметил положение на GPS, но нас ждет работа.
– Дай мне пять минут, – взмолился Марк.
Хуан секунду подумал. Кивнул.
Мерф благодарно улыбнулся. Он прополз через отверстие, на месте которого когда-то была дверь гондолы, сорванная, когда дирижабль рухнул в джунгли. Слева от него были два сиденья пилотов и приборы. Справа сама каюта. В ней все было экономично и эффективно, как в трейлере путешественника. Две койки, крошечная кухня с электрической плитой и десяток шкафчиков для припасов. Он по очереди открыл все шкафчики и осмотрел их в поисках ключей, но нашел только плесень и старые комплекты кухонных принадлежностей.
В одном из ящиков обнаружились металлические остатки альпинистской страховочной системы. Ремни и ткань сгнили, но сталь годы не разрушили. Марк понял, что это снаряжение использовали, чтобы спускать одного из своих на землю для разведки. И наконец сделал достойную находку, когда открыл кофейную банку, оставленную на маленьком столике.
И выругал себя за то, что сразу не понял ее значения. При крушении дирижабля банка должна была упасть на пол. Она не могла остаться на столе. Ее туда положили. Положил уцелевший. Внутри Марк обнаружил белый резиновый чехол примерно шесть дюймов длиной. Он не сразу понял, что это презерватив. В нем что-то прощупывалось, скорее всего бумаги. Последние записи в бортовом журнале? Открытый конец был плотно перевязан.
Сверток пролежал шестьдесят лет, и не время и не место было открывать его здесь. Чтобы что-то узнать, потребуется консервирующее оборудование «Орегона». Марк аккуратно запечатал презерватив в водонепроницаемый пакет, и убрал в поясную сумку.
– Пора, – сказал Хуан. Джунгли были такими густыми, что его голос казался бестелесным, хотя он стоял всего в нескольких шагах.
– Я готов.
Марк выбрался из гондолы. Оглянувшись последний раз, он поклялся узнать имена погибших здесь людей и рассказать об этом их родственникам.
Исследовательская станция «Уилсон/Джордж»
Антарктический полуостров
Ветер усилился, так что небо над куполами гудело; он нес с собой тучи снега. Странность этого самого изолированного материка планеты в том, что значительная его часть, хоть и покрыта снегом, считается пустыней, получая лишь ничтожное количество осадков. На полуострове осадков выпадало гораздо больше, чем в глубине континента, но вполне вероятно, что хлопья, заносившие станцию, выпали много столетий назад.
Это еще не была буря, которую они предвидели, всего лишь тонкий намек на то, что человек здесь чужой.
Энди Гэнгл проснулся со страшной головной болью. Это не была тупая боль, вызванная долгими часами у монитора. Скорее это была острая колющая боль, какая возникает, если слишком быстро выпить что-то чересчур холодное, и что бы он ни делал – например, прижимал химические грелки для рук к вискам, словно хотел разморозить мозг, – ничего не помогало.
Не помогли ни темная комната, ни болеутоляющие таблетки, которые он проглотил не запивая, как только на него обрушилась мучительная парализующая боль. Несмотря на острую потребность в одиночестве, с его белых губ слетел слабый стон – жалобный, хоть и невольный крик о помощи. Он лежал в позе зародыша на пропотевших простынях и шерстяных одеялах. С противоположной стены на Гэнгла с самого его прибытия взирал сверху вниз культовый портрет Эйнштейна с высунутым языком.
Этот портрет он выиграл в восьмом классе на научном конкурсе, и в длинной череде его спален портрет занимал почетное место на стене. Он немного обтрепался, но когда что-то начинало беспокоить Энди, он смотрел на этот портрет и сразу видел всю нелепость того, что его тревожило. Если уж Эйнштейн, обремененный знанием того, что его уравнения помогли уничтожить каждого десятого в двух японских городах, мог смеяться над миром, ничто не могло остановить Энди Гэнгла.
