Красота полярной ночи баюкает мечтами и фантазиями. Не мечтают только Кар, Лейте и Соломин. Они на капитанском мостике. Матрос крепко держит в руках штурвальное колесо и настороженно ждет, не будет ли приказаний от Кара, а Кар вместе с Лейте, не выпуская из рук биноклей, хоть и мало пользы от бинокля ночью, стоят, опершись на фальшборт, и всматриваются в темноту, чтобы случайно не наскочить на берег или айсберг.
— Луна взойдет позднее, — говорит Кар, обращаясь к Лейте, — а пока что крикни, чтобы дали самый малый.
Лейте переводит ручку машинного телеграфа — где-то в глубине пароходных помещений раздается звонок. Движение парохода замедляется.
Кар и Лейте всматриваются в темноту.
— Лейте, — говорит Кар, — я пойду подремлю. Когда луна взойдет, разбудите меня.
— Есть! — прогудел басом Лейте.
Кар зашел в капитанскую каюту и, не раздеваясь, повалился на диван, подложив под голову кожаную подушку.
Тихонько плескали о борт волны, мерцали огни на мачтах — морским зайцам они, наверное, казались плавучими звездами.
Лейте ждал появления луны.
На корме тоже не спало трое людей. Завернувшись в кожушки, они сидели на канатном ящике и разговаривали шепотом. Это были Аксенюк, Шор и Попов.
— Этот приказ не предвещает ничего хорошего, — хрипел Шор. — Паек урезали…
— Чепуха это, а не приказ! — ответил кок. — Все равно продуктов хватит только на три месяца, а может быть, и еще меньше.
— Да… да… — задумчиво бормотал Шор. — Нужно, братцы, бежать, — предложил он.
Очевидно, для кока эта мысль не была новой, потому что он только тихо поддакнул:
— Да… да…
Зато Попов встрепенулся:
— Куда бежать? Ты с ума сошел?
— Почему — сошел? — промолвил кок.
— Мы же пропадем…
— Чего боишься? — презрительно спросил машиниста Шор.
— Он тебе расскажет, куда бежать, — кивнул кочегар на Аксенюка.
— Слушай, — прошептал Аксенюк, — ты же видел за несколько миль отсюда прекрасный домик с хорошим запасом продуктов на трех зимовщиков. Есть спирт, вино, шоколад, консервы мясные, рыбные, овощные и молочный порошок. Есть мясо. Мы захватим с собой свой паек, винтовки, патроны, песцовые капканы и хорошо перезимуем. А иначе затрет нас, чего доброго, во льдах моря Лаптевых и погибнем мы, спасая это корыто. Нет, пускай дурни заботятся о государственном имуществе, а я буду заботиться о себе.
— И опять-таки, — говорил Шор, — мы набьем за зиму горы песцов. Тогда нам останется только встретить летом норвежца, и золото будет бренчать в наших карманах во всех портах — от Тромсе до Марселя.
— Но где мы встретим норвежца? — колеблясь, спрашивал Попов.
— Летом они бывают в Карском море, а нет — так переберемся в Баренцево. Не так страшен черт, как его малюют. Карское море — не ледяной подвал. Наконец, если и не встретим, то доберемся до Архангельска вместе с зимовщиками с острова Домашнего. А они сюда наведываются.
— Ну, — спросил Попова кочегар, — согласен?
— Э, была не была! А когда?
— Сейчас, — ответил Аксенюк. — Мы уже кое-что заготовили.
И правда, на камбузе лежало несколько ящиков с продуктами, большие жестянки с маслом, четыре ружья, из них два — с судна, одно — погибшего капитана и одно — Запары. Здесь же ящики с патронами, порохом и дробью. Над бортом свисала на приспущенных талях самая лучшая шлюпка — та, в которой сегодня ездили на берег. Оставалось перенести все вещи из камбуза в шлюпку, спустить ее на воду, потихоньку отплыть и спрятаться за одним из айсбергов, а потом, пересидев какой-нибудь час, смело двигаться к берегу. Нужно только действовать тихо и осторожно, чтобы не разбудить кого-нибудь из команды и не всполошить вахтенного матроса, который каждый час бегал на корму смотреть на циферблат лага, много ли прошел за час пароход. Три фигуры одна за другой входили и выходили из камбуза, таская ящики в шлюпку. Три вора грабили пароход, и никто этого не видел и не слышал. Да и могло ли кому-нибудь прийти в голову, что под 78° северной широты, среди пустынного ледяного моря могли ночью обокрасть пароход? Крадучись двигались по палубе три фигуры. Наконец, перетаскав все, что было нужно, еще раз проверили, все ли спят. Да, спят все, кроме механика и кочегара в машинном отделении и Лейте и Соломина на капитанском мостике. Матрос только что вернулся с кормы, где смотрел на лаг и отметил, что за час прошли две мили. Теперь он снова не выпускает из рук штурвала, переданного ему Лейте. А Лейте дожидается луны и пристально вглядывается в темноту, чтобы не наскочить на айсберг.
Никто не видит, как покачивается приспущенная на талях лодка, как она медленно спускается на воду. Вот она уже на воде. Трое людей спускаются в нее по талям, и лодка тихонько отделяется от парохода, чтобы через десять минут спрятаться за небольшой айсберг. Лейте видит, как на востоке бледнеют звезды, как, наконец, над снежной вершиной горы навстречу пароходу поднимается полная луна. Черные ущелья и серебряные скатерти покрывают горы над заливом — и на много миль вперед серебрится чистый водяной путь.
Лейте будит Кара.
Штурман жмурится, трясет головой, потягивается так, что трещат кости, и выходит на мостик; посмотрев на простор пролива, звонит по машинному телефону и кричит:
— Полный вперед!
Утром, когда в тумане всходило солнце, вокруг «Лахтака» шумели волны моря Лаптевых. Свежий нордовый ветер дул морякам в спину, иногда бросал на палубу несколько брызг и подгонял пароход на юг. Справа, вдоль берега острова Большевик, простиралась узкая полоса льда, и Кар приказал рулевому немного отклониться к востоку, чтобы обойти этот лед.
Но Кар успокаивал себя тем, что полоса была неширокая.
Утром менялись вахты. Степа вышел будить смену. В холодном воздухе на палубе дышалось легко. Внимание Степы привлекло стадо моржей. С десяток зверей плескались в волнах почти у самого парохода. Они то перегоняли друг дружку, то ныряли, выделывая в воде какие-то странные фигуры, то, высунув голову, поглядывали на пароход и тяжело сопели.
«Прямо как дельфины», — подумал Степа.
К юноше подошел Вершомет, застегивая кожаную куртку.
— Ого, сколько зверья! Остановил бы наш капитан на полчаса пароход, как ты думаешь?
— Сам знаешь, что не остановит, — ответил Степа.
— Да, он изо всех сил спешит убежать от зимы и льда. Но, наверное, придется нам зазимовать, если не здесь, то в Карском море.
— Зазимовать так зазимовать, — словно давая свое согласие, сказал Степа. — Зазимуем — не погибнем.
