Но чужой беды не бывает, даже если она и выбрала себе жертвы за тысячи километров.
Одно дело, когда читаешь о варварстве, невероятной жестокости, а над тобою хорошее, спокойное небо.
А тут вдруг мы с мамой — в эпицентре горя и мужества.
Только-только закончили оборудовать в этом тихом, почти провинциальном городке научный центр, несколько дней назад был митинг по случаю его открытия, и вы бы видели, как неистово радовались здесь тому, что у республики, сбросившей колониальные оковы, совершившей революцию, есть свой национальный научный центр! Были страстные, исполненные веры в будущее речи, до глубокой ночи веселились, плясали, пели песни о революции и счастье.
Потом — на следующий вечер — из соседней страны, до ее границ рукой подать, прилетели вертолеты с десантниками. Страна эта мнит себя оплотом цивилизации, бастионом демократии... Нас, специалистов, успели вывезти, а наши ученики взялись за оружие.
Трудно даже представить, что здесь творилось, на городок накинулась банда убийц, и они не пощадили никого. С воздуха из тяжелых пулеметов подавили очаги сопротивления — умеют они это делать, нелюди, специально натасканные на убийство.
Городок этот считался тыловым, его прикрывал, только силы самообороны — мальчишки, девушки с автоматами из отряда национальной милиции. Было еще оружие у некоторых раненых в госпитале.
Эти, из «оплота цивилизации», с вертолетов покрошили все, что двигалось, шевелилось, пыталось укрыться. И сразу же высадили десант... Рассказать, что здесь произошло, я не могу — просто не хватает слов, чтобы передать то, как земля становится адом.
У меня был ученик, подающий большие надежды, из него мог бы вырасти большой ученый. Этот мальчик уцелел при обстреле с воздуха и отбивал атаку головорезов-десантников. Они схватили его тяжелораненым и на глазах у матери отрубили голову, а потом пинали ее, как футбольный мяч... Для меня мир, кажется, сместился — неужели он движется по иным, неподвластным человеческой совести законам?
Мальчик был даже младше Романа — здесь, в огне жестокой борьбы, границы возраста стираются. И на долю тех, кому пятнадцать-семнадцать лет, выпадают испытания наравне со взрослыми. Мне почему-то здесь вспомнилась нелепая дискуссия, до которых такие охотники вы, молодые, — когда человека можно считать взрослым...
Из многочисленного населения городка уцелели только те, кто успел спрятаться, кого не добили, приняв за мертвых.
Бандитов вышибли из городка, и вот пепелища, подбирают убитых, пытаются как-то снова организовать жизнь. Мама занимается ранеными, к сожалению, у нее много работы. Она держится молодцом, хотя, сами понимаете, что творится у нее на сердце.
А мы снова начнем организовывать научный центр. Выделяются необходимые средства на восстановление, революции нужны свои ученые...
НА СТОМЕТРОВКЕ ВСЕ СЛУЧАЕТСЯ...
У Романа было хорошее настроение. Выпадают среди множества вот такие приятные деньки, когда все ладится, идет, как говорят ребята, путем. До окончания училища оставалось совсем немного: производственная практика, потом экзамены. Учитывая хорошую подготовку Романа, его направили в бригаду, и он работал вполне самостоятельно, заменяя ушедшего в отпуск слесаря. Бригадир был доволен и однажды даже пошутил: «Не скажешь, что профессорский сынок». Как в бригаде узнали, что он сын профессора Жаркова, известного ученого-геолога, оставалось загадкой. Но вначале над этим подшучивали, и Роман становился на дыбы, азартно доказывал, что в его решении поработать на заводе нет ничего странного, наоборот, для нормального человека завод становится замечательной жизненной школой, В его словах было много наивного, восторженного, но такое отношение «профессорского сынка» к заводскому труду товарищам по бригаде нравилось, и они скоро стали относиться к нему как к равному, не выделяя его среди других молодых рабочих.
В этот хороший день бригаде, завоевавшей призовое место в соревновании, вручили переходящее знамя. Парни делали вид, что так и должно быть, но их распирало от гордости. Бригаду сфотографировали под знаменем.
Что же еще было в тот день? Да ничего особенного, работалось хорошо. И одна штучка получилась, над нею Роман бился давно, все не мог приноровиться. Требовалось найти оптимальный вариант обработки сложной детали. Роман вертел и так и этак, разработал чертежи, показал бригадиру, мастеру. Те разрешили — попробуй, хотя сталь этой марки — дефицит. Попробовал — запорол деталь. Его не отругали, отправили в КБ, там подправили, проконсультировали. На новую пробу пришел оттуда инженер, маячил за спиной, подсказывал и, кажется, волновался больше Романа. Потому что удача сулила немалую выгоду.
Роман не нервничал, такой у него характер: в нужные минуты на него накатывало, не находило, а именно накатывало спокойствие. Так было, например, когда решался вопрос об учебе в ПТУ — все волновались, что-то прикидывали, взвешивали, один он оставался спокойным, каким-то равнодушным, мама даже сказала: «Нельзя быть таким каменным, когда решается твоя судьба». Отец, правда, поправил ее: «Он не каменный, он уверенный. Правда, Роман?»
Прошло не так уж много времени, а жизнь подтвердила, что решил он тогда правильно. Профессор Стариков как-то спросил, что нового в профессионально-технических кругах и какие мысли там главенствуют? Ирония ясно слышалась в вопросе профессора, но Роман не обратил на нее внимания, стал рассказывать о ребятах из бригады. Профессор слушал, слушал, а потом изрек что-то по поводу раннего взросления современного юношества. Они тогда еще заспорили по поводу характера труда на современном производстве. Профессор был убежден, что при нынешнем уровне технологии достаточно уметь выполнять две-три операции, не больше. Роман доказывал обратное: чем сложнее техника — тем образованнее должен быть рабочий.
Спорили они долго и не очень мирно: профессор оперировал теоретическими выкладками, Роман больше упирал на практику, примеры со своего завода. Отец в спор не вмешивался, слушал как-то улыбчиво, но видно было, что он на стороне Романа. И когда Роман выдохся, ему не хватало аргументов, Жарков-старший пришел на помощь сыну.
— В одном старом-старом фильме есть такие кадры: по полю движутся тракторы без трактористов, пашут, значит, самостоятельно землю, а за десяток километров в чудаковатом полупрозрачном сооружении-башне сидит инженер и с помощью кнопок управляет своей чудо-техникой. Благостно так все это было изображено и, кому-то казалось, в ногу со временем, со взглядом в завтрашний день. Прошло уже два-три десятилетия с тех пор. Действительно, тракторы стали другими — более мощными, сложными. Чтобы работать на них, требуется или вскоре потребуется инженерная подготовка. А чудо-башен с кнопками пока нет и в помине...
