— Если вам нравится, могу дать адрес магазина.
— Мне нравится. Кроме табуреток.
— А табуретки нет? Почему? Обивка довольно приятная.
— Про обивку я не говорю. Но что это вообще за штука — табуретка? Нет спинки, не на что опереться…
— Зато занимает меньше места и, самое главное, дешевле.
— Дешевле всего, — сказал я, — сидеть по-турецки на полу.
— Наоборот, это страшно дорого, — снова улыбнулась Танева. — Тогда нужно иметь мягкий ковер. — При этих словах она взяла сигарету из пепельницы и поспешила к двери: — Извините, я на минутку… Поставлю воду…
Оставшись в одиночестве, я подошел к письменному столу, заглянул в раскрытые книги и потом сел на эту жуткую конструкцию, которая именуется табуреткой. Да-а. Читают люди. И не что-нибудь — книги по медицине. Как и я когда-то. Не помню, говорил ли я вам, но после футбола и скрипки медицина была моей третьей страстью, И чуть не стала моей профессией.
— Я хочу изучать медицину, — заявил я, когда мне предложили заниматься криминалистикой..
Тот, кто разговаривал со мной, внимательно взглянул мне в глаза:
— Почему именно медициной?
— Хочу лечить людей… Хочу приносить им пользу…
— В таком случае все в порядке: у нас тоже будете приносить пользу и лечить.
— Вы занимаетесь преступностью, — возразил я неуверенно.
— Да. Как врачи — болезнями. Вы будете лечить не отдельных пациентов, а заботиться о гигиене всего общества. Вы будете оберегать его от опухолей преступности, а если опухоль окажется злокачественной, поможете ее удалить.
Его слова звучали недурно. Но медицина была мне дороже.
— Мне кажется, что вы не лечите, — смущенно проговорил я. — Вы скорее даете санкции.
— Хирург тоже дает санкции, что не мешает ему быть врачом, — улыбнулся тогда мой собеседник. — И в конце концов характер любой профессии зависит в определенной мере от того, кто как к ней относится. У нас еще много того, что оставило нам прошлое. Наши противники вооружены опытом и знаниями, которых не хватает, скажем, вам: они образцовые криминалисты, но буржуазного типа. А нам нужны криминалисты другого типа, не такие, которые занимались бы только тем, что расставляли опасные ловушки для преступников, а люди с новой моралью, пытающиеся «лечить».
Я попытался ему возражать, смутно ощущая, что отступаю.
— А можно будет, изучая медицину заочно, посещать практические занятия? — спросил я под конец, понимая, что мой вопрос равнозначен капитуляции.
— Какие могут быть возражения, — широко улыбнулся мне он. — Если у вас хватит времени и сил на оба дела, мы будем только рады…
Но в его улыбке было недоверие, которое я понял через несколько дней. На прощанье он поднялся из-за стола и сказал, пожимая мне руку:
— Лично я сомневаюсь, что вы станете медиком. Кажется, с этой минуты вопрос о вашей профессии решен. Окончательно и на всю жизнь. Но не забывайте никогда, что вы собирались стать врачом.
С тех пор прошло почти двадцать лет. Мне тогда тоже было почти двадцать. А когда человек слышит что-то важное для себя в таком возрасте, то запоминает надолго.
Итак, с третьей мечтой тоже ничего не вышло. Правда, заноза в сердце сидела очень долго. И до сих пор боль не утихла, нет-нет да и кольнет. Например, когда я вижу у кого-нибудь на столе раскрытые книги по медицине. В конце концов, может быть, все это к лучшему. Могло случиться у меня, как у Сиракова: а вдруг я стал бы посредственным врачом и всю жизнь мучился бы от мысли, что рядом работают гениальные хирурги, пересаживающие сердца и оживляющие мертвых десятки часов спустя после их смерти?
— Извините, — сказала Вера Танева, вернувшись в комнату с подносом в руках, — я приготовила чай. Выпьете стаканчик?
— Чай? — испугался я. — Я что, похож на больного?
Вера осторожно поставила поднос на стол.
— Вы пьете чай, только когда болеете?
— Должен признаться, что и тогда не пью. А впрочем, налейте. Советы врача надо выполнять. Вы врач, правда?
Вера утвердительно кивнула, наливая заварку из фарфорового чайника.
Первое впечатление не обмануло меня: она и впрямь хороша собой. Спокойное, открытое лицо. Ведет себя непринужденно, без кокетства. И все-таки ей далеко до Перника и, в частности, до одной жительницы этого города.
— Сколько сахару вам положить? — спросила Вера, подняв глаза.
Я заколебался. — Положите сколько хотите. Я говорил уже, что не имею в этой области никакого опыта. Куда отправился ваш дядя?
— Он мне не дядя, — ответила Вера, подавая чашку.
— Ну пусть не дядя, а родственник. Словом, Лазарь Танев.
— Полагаю, он в провинции.
Вера села к столу, размешала сахар в чашке и сделала несколько глотков с таким наслаждением, словно чай не только цветом, но и вкусом напоминал коньяк.
— Почему вы так считаете? — спросил я, механически помешивая ложечкой.
— Он говорил, что собирается в провинцию.
— И все-таки вы не уверены, а только полагаете…
Я, наверное, уже хорошо размешал сахар в своей чашке. Теперь я мог ее поставить на поднос и закурить.
— А вы что, всегда верите тому, что вам говорят другие? — спросила Вера, следя за моими неловкими движениями.
Увидев, что я достаю пачку сигарет, хозяйка предупредительно подала мне пепельницу и снова занялась своим чаем. Просто диву даешься: что это за удовольствие — наполнять себя горячей водой?
— Дело не во мне, — ответил я и закурил. — Моя недоверчивость — что-то вроде профессиональной деформации. Но врач… К тому же педиатр…
— Детские врачи не дети.
— Согласен. Итак, ваш родственник сказал, что едет в провинцию, но вы в этом не уверены. Можете ли вы объяснить, отчего проистекает ваше недоверие к близкому человеку?
— Вы слишком торопитесь с выводами, — заметила Вера.
— Разве я ошибаюсь?
— Нет…
— Значит?..
— Вы правы. Но вы слишком просто ставите вопросы о самых сложных вещах. Как я могу в двух словах рассказать, откуда взялось это недоверие, которое копилось во мне годами?
— Кто же заставляет вас отвечать двумя словами? Я лично не собираюсь считать количество сказанных вами слов. А именно сегодня у меня совершенно случайно полно времени. Так что расскажите спокойно обо всем, что знаете о вашем родственнике с тех пор, как вы поселились тут, — как он живет, куда и зачем ездит.
При этих словах я снова достал из кармана пачку сигарет и предложил хозяйке. Вера поставила пустую чашку на стол, взяла сигарету и закурила. Потом испытующе взглянула на меня.
— Он попался на какой-то махинации?
