– Когда у меня восстановятся добрые отношения с вдовствующей королевой, я могу стать очень опасной.
– Это ваше право, герцогиня.
– Я им воспользуюсь, мой милый.
– Вам небезызвестно, что господин Фуке в прекрасных отношениях с испанским королем, герцогиня?
– Я это предполагала.
– Если вы поднимете борьбу партий, как вы выражаетесь, господин Фуке начнет с вами борьбу другого рода.
– Что поделаешь!
– Ведь он тоже вправе прибегнуть к этому оружию, как вы думаете?
– Конечно.
– И так как он хорош с испанским королем, он и воспользуется этой дружбой.
– Вы хотите сказать, что он будет также в добрых отношениях с генералом ордена иезуитов, дорогой Арамис?
– Это может случиться, герцогиня.
– И тогда меня лишат пенсии, которую я получаю от иезуитов?
– Боюсь, что лишат.
– Как-нибудь выкрутимся. Разве после Ришелье, после Фронды, после изгнания герцогиня де Шеврез может чего-нибудь испугаться, дорогой мой?
– Вы ведь знаете, что пенсия достигает сорока восьми тысяч ливров в год.
– Увы! Знаю.
– Кроме того, во время борьбы партий достанется также и друзьям неприятеля.
– Вы хотите сказать, что пострадает бедняга Лек?
– Почти наверное, герцогиня.
– О, он получает только двенадцать тысяч ливров.
– Да, но испанский король особа влиятельная; по наущению господина Фуке он может засадить господина Лека в крепость.
– Я не очень боюсь этого, мой милый, потому что, примирившись с Анной Австрийской, я добьюсь, чтобы Франция потребовала освобождения Лека.
– Допустим. Тогда вам будет угрожать другая опасность.
– Какая же? – спросила герцогиня в притворном страхе.
– Вы знаете, что человек, сделавшийся агентом ордена, не может так просто порвать с ним. Тайны, в которые он мог быть посвящен, не сны: они приносят несчастье человеку, узнавшему их.
Герцогиня задумалась.
– Это серьезнее, – проговорила она, – надо все взвесить.
И, несмотря на полный мрак, Арамис почувствовал, как в его сердце вонзился, подобно раскаленному железу, горящий взгляд собеседницы.
– Давайте подведем итоги, – сказал Арамис, который с этой минуты начал держаться настороже и сунул руку под камзол, где у него был спрятан стилет.
– Вот именно, подведем итоги, добрые счеты создают добрых друзей?
– Лишение вас пенсии…
– Сорок восемь тысяч ливров да двенадцать тысяч ливров пенсии Лека составляют шестьдесят тысяч ливров; вы это хотите сказать, да?
– Да, это самое. Я спрашиваю, чем вы их замените?
– Пятьюстами тысячами ливров, которые я получу от королевы.
– А может быть, и не получите.
– Я знаю средство получить их, – бросила герцогиня.
При этих словах Арамис насторожился. После этой оплошности герцогини Арамис был до такой степени начеку, что то и дело одерживал верх, а его противница теряла преимущество.
– Хорошо, я допускаю, что вы получите эти деньги, – продолжал он, все же вы много потеряете: вы будете получать по сто тысяч франков пенсии вместо шестидесяти тысяч ливров в продолжение десяти лет.
– Нет, эти убытки я буду терпеть только во время министерства господина Фуке, а оно продлится не более двух месяцев.
– Вот как! – воскликнул Арамис.
– Видите, как я откровенна.
– Благодарю вас, герцогиня. Но напрасно вы полагаете, что после падения господина Фуке орден будет снова выплачивать вам пенсию.
– Я знаю средство заставить орден быть щедрым точно так же, как знаю средство заставить вдовствующую королеву раскошелиться.
– В таком случае, герцогиня, нам всем приходится опустить флаг перед вами. Победа за вами, триумф за вами! Будьте милостивы, прошу вас. Трубите отбой!
– Как можете вы, – продолжала герцогиня, не обратив внимания на иронию Арамиса, – остановиться перед несчастными пятьюстами тысячами ливров, когда дело идет об избавлении вашего друга… простите, вашего покровителя от неприятностей, причиняемых борьбою партии.
– Вот почему, герцогиня: после получения вами пятисот тысяч ливров господин де Лек потребует своей доли, тоже в пятьсот тысяч ливров, не правда ли? А после вас и господина де Лека наступит очередь и ваших детей, ваших бедняков и мало ли чья еще, тогда как письма, как бы они ни компрометировали, не стоят трех или четырех миллионов. Ей-богу, герцогиня, брильянтовые подвески французской королевы были дороже этих лоскутков бумаги, и все же они не стоили и четверти того, что вы спрашиваете!
– Вы правы, вы правы; но купец запрашивает за свой товар, сколько ему угодно. Покупатель волен взять или отказаться.
– Хотите, герцогиня, я вам открою, почему я не куплю ваших писем?
– Скажите.
– Ваши письма Мазарини подложны.
– Полно!
– Конечно. Ведь было бы по меньшей мере странно, если бы вы продолжали вести с кардиналом интимную переписку после того, как он поссорил вас с королевой, это пахло бы страстью, шпионажем… ей-богу, не решаюсь произнести нужного слова.
– Не стесняйтесь.
– Угодничаньем.
– Все это верно; но верно также и то, что написано в письмах.
– Клянусь вам, герцогиня, эти письма не принесут вам никакой пользы при обращении к королеве.
– Принесут, будьте уверены.
«Пой, птичка, пой! – подумал Арамис. – Шипи, змея».
Но герцогиня уже направилась к двери.
Арамис готовил для нее сюрприз… Проклятье, которое бросает побежденный, идущий за колесницей триумфатора.
Он позвонил. В гостиную внесли свечи, ярко осветившие поблекшее лицо герцогини. Долгим ироническим взглядом посмотрел Арамис на бледные, иссохшие щеки, на глаза, горевшие под воспаленными веками, на тонкие губы, старательно закрывавшие черные и редкие зубы.
Он умышленно выставил вперед стройную ногу, грациозно нагнул гордую голову и улыбнулся, чтобы показать блестевшие при свете зубы. Постаревшая кокетка поняла его замысел: она стояла как раз против зеркала, которое благодаря контрасту убийственно резко подчеркнуло дряхлость, так заботливо скрываемую ею.
Неровной и тяжелой походкой она поспешно удалилась, даже не ответив на поклон Арамиса, который был сделан им с гибкостью и грацией былого мушкетера. Поклонившись, Арамис, как зефир, скользнул по паркету, чтобы проводить ее.
Герцогиня де Шеврез подала знак своему рослому лакею, вооруженному мушкетом, и покинула дом, где такие нежные друзья не могли столковаться, потому что слишком хорошо поняли друг друга.
Купанье (исп.).
Чего только я не достигну! (лат.).
Ой-ой (итал.).
Не знаем вас (лат.).
Душою… а сил не хватает (лат).
Ad majorem Dei gloriam – для вящей славы божьей (лат.).
В его присутствии? (лат.).
Скорее! (исп.).
Перед вами человек! (лат.).
Во имя этого знамени победишь! (лат.)
Всю ночь идет дождь, утром возвращаются зрелища (лат.).
От глагола trucher (франц.) – попрошайничать, жульничать.
В ваш огород камешки (исп.).
Не равный многим (лат.).
