Поисковые операции по их спасению, Легион вряд ли будет проводить. Разбросанные фрагменты боевой авиатехники в месте уничтожения вертолетов, даже самым романтичным оптимистам, не давали возможности надеяться на то, что кто-то останется живым.
Нет, переходить на серьезный тон, было никак нельзя. После него потребуется дать критический анализ всему происходящему. Потом признать факт безвыходности и уже в результате этого, от безысходности обоим застрелиться.
Поэтому настроение и веру в чудесное спасение (как это случиться — он еще не решил), будем поддерживать уверенным, насмешливым, ироничным и юмористичным отношением к себе и к окружающим.
Все эти размышления пронеслись мгновенно и он ответил:
— Ни хрена себе? Ты что такое говоришь? Ты сам бежал и меня еще соленным словом подгонял.
Создавалось ощущение, что он даже покраснел от возмущения и искренности своих слов. Как будто его уличили, в чем-то постыдном и бесчестном.
— Значит долго!
Радостно подтвердил Сергей. Он начал понимать, что его серьезный тон в этих условиях, совершенно не к месту. Поэтому он элегантно подвел черту.
— Повезло тебе. Столько сокровищ, тебе видно никогда еще на своих плечах не удавалось носить? Что скажешь?
Алексей не отвечая, встряхнул над ухом флягу, прислушался. После другую и, как бы раздумывая вслух обронил.
— Сейчас ее пить, только портить, — с надеждой посмотрел на Сергея. — Может потерпим?
И не давая ему возможности ответить, как будто вспомнив что-то важное, хлопнул себя по лбу и горячо стал убеждать его в обратном.
— Выпей все.
Он встряхнул фляжкой, опять прислушался к бульканью. Судорожно глотнул собственный язык.
— Здесь граммов шестьсот. Выпьешь, постарайся уснуть и особо не двигаться. Пока ты будешь спать я похожу по округе. Пивка холодненького с исландской рыбкой, то да се… Осмотрюсь на каком свете мы живем. И к твоему пробуждению, а значит и выздоровлению, вернусь бодрый, живой и здоровый. С подробным докладом об окружающей нас обстановке. Договорились?
Алексей с каким-то даже внутренним удовольствием протянул Сергею живительный сосуд. Сергей протянутую флягу не взял. Отстранил ее.
— Сперва ты, — твердо сказал он. — Пьем наполовину.
Алексею пришлось долго его убеждать, что ему пить не хочется. А если он и сделает пару глотков, то они через пару минут будут уже испарены безжалостным солнцем. И вот тогда то, ему захочется пить по-настоящему. А это мучительно. И ему, в нарушении конвенции ООН «О запрете лакать из грязной лужи» придется становиться на карачки и хлебать всякую дрянь, вперемешку с тиной, головастиками и другими микробами.
— Тогда и я не буду, — твердо сказал Сергей.
— Это приказ!
Попытался надавить на раненного, неизвестно откуда взявшийся командир… или начальник.
— Пошел ты на х… вместе с твоим приказом, — вспомнил, раненый нужные слова, когда следует, как можно мягче отказать в требовании, но сделать это так, чтобы не обидеть собеседника.
Долго они спорили безжалостно уничтожая аргументацию друг друга. И только после того, когда Гусаров прибег к запрещенному приему, обвинив приятеля, что тот, непонятно по какой причине, заставляет его тратить последние силы истощенного организма на бесплодную дискуссию…
Сергей не Атлант и не Титан, он не выдержал мощного груза аргументов и согласился. Но все же зло, подвел итог их спору.
— Если ты умрешь от обезвоживания организма, мне, как честному человеку, придется жениться на твоей старой ведьме-вдове и содержать твой дом, вместе с твоими непослушными… И… И разбалованными… И плохо воспитанными детьми. После всего этого, от невыносимого проклятия бытия, застрелиться на глазах твоих ухмыляющихся взрослых детей.
— Почему ухмыляющихся? — опешил Алексей.
— Потому, что они все в отца. Говорят правильно, давят на совесть и ведут себя вредно. Мне от бессилия придется их бить розгами и ставить в угол. И мое самоубийство будет ими расценено, как праздник с салютом.
— Значит, солдатик, судьба у тебя такая, — на прощание сказал Алексей.
Однако сразу в поход не пошел. Терпеливо дождался, пока Сергей, судорожно давясь от нетерпения, выпьет содержимое фляги. Только когда тот уснул, проверив еще раз накрытие его головы, повязку закрывающую рану и после всего этого, с каким-то внутренним облегчением, отправился в свою исследовательскую экспедицию. Уходил не оглядываясь.
Часы показывали, двенадцать сорок пять местного времени.
Глава 22 ПУСТЫНЯ — ИСПАНИЯ — ПУСТЫНЯ. ПЫТКА НА ПЛЯЖЕ
Взобравшись на гребень бархана Алексей осмотрелся. Окрест ничего примечательного не наблюдалось. Только разноцветный песок (подтвердилось мнение местного населения), да танцующее над ним жаркое марево. На миражах внимание можно было не заострять. Все равно руками его не потрогаешь и в сумку не положишь. Так, баловство природы. Оптический обман.
Он нашел в себе силы, аки витязь на распутье, приложить ладонь козырьком к богатырскому лбу. Не торопясь, по часовой стрелке осмотрел все триста шестьдесят градусов видимой поверхности земли. Один архиважный вопрос не давал ему покоя и возможности, нормально развалиться на песочке и основательно принять солнечную ванну:
— Видать ли полчища вооруженных врагов, ищейками рыщущих и спешно идущих по их следу?
Нет, не видать.
За ночь пустыня проглотила их следы полностью. Даже если бы они сейчас, нашли в себе силы, по своим следам отправиться в обратную дорогу, пески уже лишили их такой возможности.
Что еще?
Большой оазис, с манящей прохладной тенью от густых пальм. С кокосами на верхушках огромных деревьев и родником, бьющим из под толщи пустыни. Где, рядом с водной гладью, так удобно в палящий зной, растянуться на изумрудной, шелковистой траве и заснуть под шелест больших пальмовых листьев.
Все это — на расстоянии протянутой руки… Отсутствовало полностью, да и не протянутой также, в окрестностях не наблюдалось.
Зато наблюдалось то, что он и высматривал. Заросли саксаула. Конечно, заросли — это сильно сказано. А может и не саксаула, а может и не наблюдалось. Но скелеты чего-то древесного виднелись. Можно было порадоваться этому. Однако он решил поберечь силы.
