И старейшина поверил, приветливо улыбнулся, пригласил Юлиана в дом. А может быть, и не грамоте поверил старик, но венгерской речи, столь редкой среди пришельцев из других земель...
Следующие несколько дней слились для Юлиана в непрерывную вереницу обильных пиров, чередование незнакомых лиц, расспросов, удивленных возгласов, почтительного внимания. Венгры-язычники водили Юлиана из дома в дом, из селения в селение, и всюду Юлиан находил благодарных слушателей, которые жадно внимали его рассказам о короле и королевстве, об обычаях и занятиях венгров-христиан.
Но когда схлынуло волнение встречи, Юлиан отметил и нечто огорчительное для него. Венгры-язычники равнодушно и даже насмешливо выслушивали его проповеди, как будто совсем не думали о спасении души. Венгры-язычники не были идолопоклонниками, но учение об истинном боге воспринимали как занимательную сказку, верить в которую не пристало взрослым мужчинам.
Вечерами, беспокойно ворочаясь под жаркими звериными шкурами, Юлиан обдумывал слова, которыми опишет венгров-язычников. Получалось не очень складно и не очень много. Можно написать, что венгры-язычники живут наподобие зверей, совсем не задумываясь о вере, и это будет правда. Они не возделывают земли, едят конское мясо, пьют лошадиную кровь и молоко. Они богаты конями и оружием и весьма воинственны. Что еще можно было бы прибавить, Юлиан не знал. Не писать же о шумных пиршествах и скачках на бешеных жеребцах, которые венгры-язычники устраивали в честь гостя?!
Надеяться на быстрое обращение венгров-язычников в христианскую веру было неразумно. Многие годы и многие труды братьев-проповедников потребуются для этого дела. Первоначальную цель миссии не удастся достигнуть. Но все же путешествие на реку Этиль не казалось Юлиану бесплодным. По соседству с селениями венгров кочевали монголы. Венгры раньше воевали с ними, выстояли во многих битвах, и монголы, отчаявшись победить на войне, избрали венгров своими друзьями и союзниками. У кого другого, как не у венгров-язычников, можно узнать подлинные вести о завоевателях?
И Юлиан усердно расспрашивал о монголах своих гостеприимных хозяев. Вот что удалось ему узнать о монгольском войске и о монгольских обычаях ведения войны:
«...Монголы стреляют из луков дальше, чем другие народы. При первом столкновении на войне стрелы у них не летят, а как бы ливнем льются. Однако мечами и копьями они сражаются менее искусно...
...Строй свой монголы строят таким образом, чтобы во главе десяти человек стоял один монгол, а над сотней один сотник. Это делается с хитрым расчетом, чтобы приходящие разведчики не могли укрыться среди монголов и чтобы люди, набранные в войско из разных народов, не могли совершить никакой измены...
...Во всех завоеванных странах монголы без промедления убивают князей и вельмож, которые внушают опасения, что когда-нибудь могут оказать сопротивление...
...Годных для битвы воинов и крестьян завоеванной страны они посылают, вооруживши, в бой впереди себя. Этим воинам, если даже они хорошо сражаются, благодарность невелика, если они погибают в бою, о них никто не жалеет, но если они отступают, то все безжалостно умерщвляются монголами...
...На укрепленные замки монголы не нападают, а сначала опустошают всю страну и грабят народ. Только потом они гонят захваченных пленных осаждать собственные крепости...»
О численности войска монгольского хана венгры-язычники не знали. Они говорили Юлиану, что воинов у хана бесчисленно много и что будто бы нет такой страны и такого народа, который устоял бы перед их натиском...
Юлиан с гордостью думал, что он — единственный из европейцев, сумевший хоть немного проникнуть в тайны степных завоевателей. Ничего не подозревающие народы Европы должны быть предупреждены о грозной опасности, и это сделает он, простой доминиканец Юлиан!
В том, чтобы донести до Европы сведения о завоевателях, видел теперь свое предназначение Юлиан. Он не имеет права подвергать себя опасностям дальнейшего путешествия, ведь если он заболеет и умрет, добытое знание погибнет вместе с ним...
И еще думал Юлиан, что не разъединять, а объединять все государства, лежащие на возможном пути нашествия, следовало бы теперь. Объединять независимо от вероисповедания и прошлых распрей. А потому сейчас опасно проповедовать католичество в земле венгров-язычников, рискуя вызвать настороженность и даже враждебность правителей Руси, желанной союзницы Венгрии в будущей войне с монголами. А что война надвигается, у Юлиана не было сомнений. Пора было возвращаться в Венгрию...
Как ни торопился Юлиан с отъездом, он все-таки решил задержаться, когда узнал о прибытии в землю венгров-язычников монгольского посла. Через старейшину селения он испросил аудиенцию и получил согласие.
К изумлению Юлиана, монгольский посол не походил на степняка ни обликом, ни обращением. Это был вежливый и образованный человек, он свободно говорил на венгерском, русском, куманском, тевтонском и сарацинском языках, поднимал золоченый кубок с вином изысканно, как истинный дворянин.
Мирно и неторопливо текла беседа, украшенная редкостными винами и вкусными яствами, и только свирепого вида телохранители с обнаженными саблями безмолвно напоминали Юлиану, что он сидит не в охотничьем шатре любезного и гостеприимного хозяина, а в становище посла монгольского хана.
Беседовали долго, но на другое утро, вспоминая речи посла, Юлиан не сумел найти в них ничего полезного для себя. Посол охотно разглагольствовал о разных диковинах: о чрезвычайно многочисленном и воинственном народе, который будто бы живет за страной монголов, отличается великим ростом и имеет такие большие головы, что они совсем несоразмерны с телом; о стране Сибирь, которая окружена Северным морем. Та страна обильна съестным, но зима там жесточайшая до такой степени, что птицы замерзают на лету, а из-за обилия снега никакие животные не могут ходить, кроме собак. Четыре большие собаки тащат сани, в которых может сидеть один человек с необходимой едой и одеждой...
Любезным и словоохотливым казался посол, но, когда Юлиан пробовал перевести разговор на монгольские дела, сразу замолкал. Сам же он то и дело задавал короткие, точные вопросы, и Юлиану стоило немалого труда уклониться от ответов. Юлиан с досадой думал, что смог выпытать у посла не больше, чем тот от него самого, а ведь он, Юлиан, нарочно старался не говорить ничего существенного!
И еще подумал Юлиан, вспоминая встречу с послом, что дикая необузданная сила завоевателей направляется холодным расчетливым разумом, и ему стало страшно...
