Ознакомительная версия.
Батурин связался по радио с Комаровым и рассказал о случившемся.
– Первый, разрешите отменить ей прыжок?
– Действуйте по обстановке.
– Галя! – крикнул Батурин. – Земля разрешила тебе остаться в самолете!
– Отвалите назад, вы мешаете работе. Ну, пожалуйста, отойдите от двери, – просил инструктор, вкладывая в голос и просьбу и приказ.
– Я прыгну!
– Что вы сказали? – аж подскочил на месте инструктор.
– Я прыгну! Только не трогайте меня. Не торопите. Я обязательно прыгну, прыгну.
– Молодец! Минуточку… Прыгайте!.. Ну же… Ну, пошла, ты…
– Стыдоба! – прошептала Лехнова и вдруг криком, со звенящей хрипотцой: – Выбросьте меня! Вытолкните! Выбросьте!
– Не положено! – Инструктор не знал, что делать. Растерянно топтался позади парашютистки, не решаясь толкнуть. Попробовал взять ее руку от косяка, но она показалась ему закаменелой.
– Антоша! – позвала Лехнова. – Антоша!
Богунец, стоящий в конце шеренги, отстегнул карабинчик фала от троса и пробрался к ней.
– Я здесь, Галина Терентьевна!
– Антоша, выкинь меня! Очень прошу! Назад не пойду!: Выкинь! Век буду тебе благодарна!
– Без церемоний?
– Все можно, Антошенька, все!
– Есть!
Богунец встал за Лехновой, резко ударил ее по напряженным рукам, и они будто сломались. Он прижал локти Лехновой к ее талии и, показалось всем, мягко тронул ниже пояса коленкой. Парашютистка вылетела из самолета.
– И я до дому! – Богунец прыгнул за ней.
На земле слышали, как двое, почти рядом раскачиваясь под сине-белыми полотнищами, горланили песню:
…Прилетишь – прибегу на свидание,
Как на первую встречу с тобой!
Когда они опустились, Богунец, помогая Лехновой собрать купол, вдруг замер, уставившись на нее.
– Галина Терентьевна!
– Что, Антоша?
– Вы помолодели лет на десять!
– Думаешь?
– Вижу. Честное слово, вижу! – воскликнул Богунец.
– Не знаю. Может быть. По правде, я чувствую, будто сбросила с плеч какую-то тяжесть. И знаешь, чего мне сейчас хочется, Антон?
– Плясать!
– Нет. Извини. Раньше я будто дремала. Понимаешь? Да нет, от тебя это далеко…
– Чего же вам хочется? – вытянулся по стойке «смирно» Богунец. – Мигом исполню!
– Стыдно говорить… Мне хочется целоваться…
День прошел в общем благополучии, если не считать обычных на Кольском полуострове капризов погоды: неожиданно прикатился с севера ветер. Упругая воздушная волна подхватила парашют Наташи Луговой. Удерживая ее «козлиный» вес, купол начал возноситься. Не снижаясь, девушка летела долго и приземлилась в пяти километрах от аэродрома, откуда ее привез на двухместном вертолете встревоженный Батурин.
И еще случай, который вроде бы порадовал пилотов ОСА: не решился совершить прыжок инспектор Гладиков. Шесть заходов на сброс сделал Ан-2, но инспектор так и не смог подняться с сиденья. Вдобавок на земле его вырвало.
– Как будем жить дальше? – спросил Квадрат, отведя его в сторонку.
– Наверное, мне надо уехать отсюда?
– Завтра я подпишу вам рапорт. Думаю, начальник управления не будет возражать…
Парашют. Прыжок. Несколько дней не сходили эти слова с уст пилотов. Но никто не мог предположить, что к ним придется вернуться очень скоро… И зазвучат они по-другому…
Они выполняли «огибающий полет». Иван Воеводин с инструкторского кресла поглядывал на юного монгольского летчика. Нет, не пропал даром труд, и этот последний из его группы пилот с отменной выдержкой и умением маневрирует между сопками, не боится малой высоты.
Можно со спокойной душой отбывать в родные края.
Сколько Воеводин повозился с этими ребятами, пока они овладели машиной и мудреной профессией метеоразведчика. Когда долго не получался какой-нибудь элемент полета, они огорчались до слез, как дети. Но монголы были чертовски самолюбивы, и это помогло. Бывало, до полуночи не дают спать, технический переводчик уже с ног валится, а им растолковывай, рисуй, пиши формулы.
Впереди холм с пологими спусками на запад, за ними должен быть огромный кусок желтых гоби – там аэродром.
«Как там Галя?» – об этом Воеводин вспоминал каждый раз, когда перед посадкой самолета на табло приборной доски загорались зеленые лампочки выпуска шасси. А полетов в Монголии он сделал триста шесть. Сегодня последний – триста седьмой.
Вздрогнул самолет, вытолнул шасси, блеснули зеленые лампочки. «Как там Галя», – на этот раз Воеводин вспомнил о письме, пришедшем вчера.
В письме убийственные слова. Как она их могла написать? Тому, что говорила перед отлетом в Монголию, он не поверил.
Через минуту бреющего полета лайнер-метеоразведчик, взъерошив закрылки, мягко опустился на аэродром.
«Все! – с удовольствием вздохнул Воеводин, отошел от самолета и внимательно посмотрел на него. – Не подвел, бродяга! Жаль, нельзя тебя здесь на чужбине капитально подлечить, да и дома, в эскадрилье, ждут, не дождутся. Пока мы причесывали монгольские гоби да горки, у бортмеханика дочка родилась, у штурмана сын поступил в военное училище. Бортач красивое дэли своей ненаглядной везет, хвастался вчера этим халатом. Я тоже кое-что Гале купил… Зачем она прислала это письмо…»
После письма время для Воеводина потекло медленно, тягуче. Он хотел побыстрее вырваться из его пут. Все, что раньше казалось интересным и значительным, стало раздражать. Но он жестко контролировал себя, и никто из товарищей не замечал, что работа вдруг стала в тягость и мысли его далеко.
Вечером советский экипаж скромно, но торжественно чествовали пилоты монгольского авиаполка. Русские обмывали подарки, врученные хозяевами, холодным кумысом. Самый молодой из питомцев Воеводина оказался хорошим дуучи и, аккомпанируя себе на хуре, спел для советских пилотов магтал – прославление. На отдых ушли пораньше, чтобы набраться сил для нелегкого перелета в Советский Союз.
Улетали не одни: по разрешению своего командования взяли на борт медицинскую сестру и трех монгольских мальчиков. Их больные ноги должен был вылечить знаменитый профессор из города Кургана. Ребята – сироты. Предполагалось, что в России они останутся жить, учиться.
Такое поручение не смутило летчиков. На самолете было свободным кресло второго пилота, бортмеханик согласился лететь в кабине отсутствующего радиста, поэтому места для пассажиров хватало, и Воеводин охотно взялся за доброе дело.
* * *
Воеводин спешил, думая, что отношения с Галиной можно поправить. Самолет оторвался от бетонки рано утром, когда полупрозрачная дымка еще не очистила горизонт и горы под крыльями ровнял белесый призрачный туман.
Ознакомительная версия.
