После авиньонетского дела папа вновь организовал крестовый поход против альбигойцев; Пьер Амьель решил довести его до конца. После решения папской канцелярии стереть Монсегур с лица земли никто, в том числе выведенный из борьбы тулузский граф, уже ничем не могли помочь катарам.
С этого момента единственной целью сопротивлявшегося небольшого гарнизона было вступить в переговоры, чтобы уберечь от костра зачинщиков авиньонетской расправы, и спасти в подходящий момент катарские сокровища. В первую очередь спасти сокровища — святые книги и тайны, содержащиеся в них; а также — в надежде на лучшее будущее — драгоценности.
Предательство одного из переводчиков позволило осаждавшим однажды ночью забраться на плато, где находился замок Монсегур. Оттуда камнеметная машина безостановочно стала бомбардировать крепостную стену и донжон. Гарнизон сопротивлялся еще несколько недель; затем, поскольку уже не оставалось никаких шансов, ниоткуда не прибывало никакой подмоги, — однажды ранним утром два катарца, Матеус и Пьер Бонне, покинули замок, унося с собой «золота, серебра, денег в значительном количестве»… Имбер де Слаж, заслушанный впоследствии инквизиторами, скажет: «Pecusiam inginitam»[91]. Чтобы пройти сквозь вражеские рубежи, они выбрали сектор, охраняемый солдатами из Камон-сюр-л’Эр, то есть выходцами из здешних мест. Сначала эти сокровища они закопали в сабартийском лесу. (Заметим по ходу, что на гербе Сабарте изображено солнце, испускающее лучи, в центр его вписана крылатая чаша, символизирующая Грааль.)
После этого Матеус вернулся, затем вновь ушел из замка, но на этот раз с задачей завербовать двадцать пять сержантов из арагонских войск. Для того ли, чтобы увести с плато внезапно поднявшихся туда осаждавших? Но вряд ли они пришли на помощь защитникам, вряд ли оказалась успешной попытка найти выход при безвыходном положении редких защитников, остававшихся в гарнизоне. Напрасны были усилия; и тогда Раймон де Парелла и Пьер-Роже де Мирпуа приказали трубить в рог; они просили пойти с ними на переговоры.
1 марта 1244 года Монсегур капитулировал. Мы располагаем текстом того акта о капитуляции. Он состоит из пяти пунктов. Прежде всего, он оговаривает, что защитники, прежде чем сдаться, останутся на месте еще на две недели.
Откуда возникла эта отсрочка? Некоторые считают, что катары, возможно, хотели отпраздновать свою Пасху. Однако это объяснение не очень убедительно. Для того, чтобы быть убедительным, оно сперва должно предполагать, что катары отмечали манихейский праздник Бема, который по срокам проведения близок к христианской Пасхе. Некоторые историки считают, что катары были последователями Мане[92]. Мы знаем, что замок Монсегур точно сориентирован по отношению к различным положениям восходящего солнца. Манихейство особо почитает солнце, символ жизни, сил добра и духовности. Из этого делался вывод, что катары были манихейцами. Таинство Консоламентума включало ритуал, очень близкий к ритуалу христианскому, однако катары никогда не отрекались от Христа.
Само слово «Консоламентум» воскрешает в памяти Святой Дух, если обратиться к Евангелию от Иоанна: в нем Святой Дух обозначен под названием «Параклет», то есть «Утешитель». Текст катарского таинства крещения содержит такую фразу: «Примите это Святое Крещение Иисуса Христа в том виде, в котором оно вам явилось; чистыми сердцем и духом сохраняйте его всю вашу жизнь и не пренебрегайте этим таинством, что бы ни случилось». Конечно, катары не были в числе праведников христианской церкви, подчиняющейся власти папы, преемника Св. Петра. Но в то же время они не были и почитателями солнца, как об этом свидетельствуют их молитвы. Их философия не возвращалась к теории антагонизма добра и зла. Если манихейство и возымело некоторое влияние на катаризм, похоже, это была не единственная их общность. Поэтому зачем было заменять Пасху празднику Бема, которым отмечается день рождения Мане, отца манихейства?
Более целесообразным было бы объяснение той отсрочки затруднительностью связи между Римом и Лангедоком. Мы видим, что тулузский граф, скомпрометированный авиньонетским делом, оказывается отлученным от церкви карбоннским архиепископом 14 марта 1244 года, то есть спустя 14 дней после подписания капитуляции и за два дня до фактической капитуляции монсегурского гарнизона. Как понять без дополнительных объяснений такое совпадение? Иными словами, достигнутая «еретиками» отсрочка была не случайной. Для сторонников короля и церковников они не были «полномочными». Им нужно было заручиться поручительством за подписание.
Так что документ о капитуляции не принес катарам ни малейшего удовлетворения. Если воины получали разрешение на право выхода с полным вооружением и снаряжением, они получали также прощение «за все свои ошибки прошлых времен». Все ошибки, включая их прямую или косвенную ответственность за авиньонетское дело…
Но оставались «правоверные». В случае сдачи они могли сохранить себе свободу. Но при одном условии: они должны отречься и исповедаться перед инквизиторами. В случае отказа их ожидала смерть на костре.
В течение двух недель оружие молчало. Внутри замка верующие молились. В благодарность за проявленную при защите замка храбрость Пьер-Роже из Мирпуа получил покрывало, «полное денье[93]»; а катарский епископ Бертран Марти тоже сделал ему скромные подарки.
Многие еретики хотели получить «Консоламентум». Это означало то что спустя, несколько дней они закончат свои жизни на костре. Было их семнадцать, тех кто принял такое крещение; шесть женщин и одиннадцать мужчин.
В день сдачи, в тот час, когда крестоносцы входили в замок, верующие, собиравшиеся идти до конца, собрались в группу, ожидая своих мучений с молитвами. Они еще раз услышали призыв к отречению, однако не дрогнули, вслед за тем их связали и, грубо толкая, пригнали к месту казни, примерно в двухстах метрах от замка. Там, за стеной из частокола, находилась куча дров и соломы, а по четырем углам ее стояли солдаты с факелами.
Спустя несколько часов, когда костер уже потух и палачи вновь смогли подойти к почти полностью сгоревшей ограде, в живых там уже не осталось никого.
Такая же участь постигла двести «правоверных». А с ними погибла религия, и более того, целая цивилизация, нация.
Но незадолго до этого трое мужчин, трое «правоверных», тайно покинули цитадель, в сопровождении проводника. С угрозой для собственной жизни они спустились с помощью веревок, унося с собой тайну, которая с тех пор так и осталась нераскрытой. Уносили ли они с собой загадку тайника с катарскими сокровищами, вынесенными за несколько дней до этого? Или же они несли самые ценные из сокровищ? Что там было: драгоценные камни, золото, священные книги, предметы культа, ритуальные тайны?
