Ознакомительная версия.
Воеводин спешил, думая, что отношения с Галиной можно поправить. Самолет оторвался от бетонки рано утром, когда полупрозрачная дымка еще не очистила горизонт и горы под крыльями ровнял белесый призрачный туман.
Вскоре солнце пригрело землю, растопило туман. Турбины втягивая чистый воздух большой высоты, ровно гудели. Нос самолета медленно закрывал хребет Уан-Эйга, правое крыло чертило по озеру Хубсугул.
Медсестра, молодая чернокосая баитка, тихо сидела в большом для нее кресле. Выпуклые скулы девушки как налились с самого взлета румянцем, так и не остывали. Блескучие глаза из-под припухлых век любопытно следили за летчиками, широко распахивались при взгляде на землю. Двое мальчиков, убаюканные монотонной песней турбин, спали на мягких моторных чехлах в широкой трубе, проходящей по всему фюзеляжу от кабины радиста до кабины летчиков. Пятилетний Чаймбол, малыш с постоянно прозрачной капелькой на кончике приплюснутого носа, подогнув ноги в желтых мягких гутулах, примостился на коленях медсестры и с открытым ртом слушал музыку. Она лилась из большого пластмассового колпака, надетого на его голову дядей-летчиком.
– А ну, Чайм, повтори, как называется эта музыкальная шапка? Гермошлем. Ну, говори… гермо-шле-ем.
Мальчик сначала испугался, услышав под колпаком голос Воеводина, потом сморщил от удовольствия пипочку-нос.
– Ерма-шле, ерма-шле, эрма-шле, – с удовольствием тянул он и после каждого слова причмокивал. От большого старания четко выговаривать русское слово и жары в кабине его лобик покрылся каплями пота.
Перелетев границу, Воеводин снизил высоту. Это позволило разгерметизировать кабину, открыть форточку. Ветер загудел в дюралевом переплете окна. Чаймбол стащил с головы шлем, взъерошив на черном глянцеватом затылке волосы, начал потрошить дядин колпак: ковырять пальцем в наушниках, дергать проводку.
При подходе к трассе Москва – Пекин по указанию руководителя перелета самолет занял низший эшелон. Теперь хорошо просматривались горы, и прилипшие к ним тени от облаков. Серая нитка Большого Енисея потянулась под самолет, извиваясь по долине.
– Птичка! – закричал Чаймбол, ткнув пальчиком в направлении правой консоли, где косо скользнул орел.
Еще три горных орла маячили впереди. Самолет быстро сближался с ними.
Обычно птицы уходят с курса, но эти, отметил про себя Воеводин, что-то не торопятся упасть вниз. Их уже можно рассмотреть. Большой орлан и два поменьше. Идут клином. Плотно. Большой будто поддерживает концами крыльев маленьких. Учит летать…
В долю секунды птицы выросли до настоящих размеров. Словно притормаживая, ведущий орлан опустил хвост и, выставив сухие лапы, грудью пошел на переднее стекло кабины. Два других сыпанули в стороны.
Уходя от столкновения, Воеводин крутнул штурвал вправо и от себя. Тяжелая машина колыхнулась, опустила нос. Распахнутое тело большого орлана закрыло небо. Он мазнул крылом по остеклению и исчез за хвостом.
– Чуть не врезал! Попал в струю, закувыркался! – сообщил из кабины радиста бортмеханик.
И все-таки, почувствовав легкий удар по самолету, Воеводин понял: столкнулись с одним из маленьких. Даже крупная птица для его машины крошка. Но такая крошка, помноженная на близкую к звуковой скорость, – опасна. Если один из орланов встретился с крылом, останется только пятно на лобовой кромке. А если… Воеводин внимательно осмотрел турбинные установки: на входе левого двигателя перья и кровь.
Сначала стрелка тахометра отметила падение оборотов. Потом громко забубнила турбина, словно не могла что-то прожевать. И наконец, глухо взвыв, она выбросила клуб серого дыма.
Воеводин вырубил зажигание неисправного двигателя. Самолет дернулся влево, но, сбалансированный пилотом, вернулся на прежний курс. От бокового толчка ребята проснулись. Чаймбол залез к ним в трубу, и они устроили на чехлах веселую возню. Медсестра достала из кармашка круглое зеркало, прихорашивалась.
– Последи за аварийным, – попросил командир бортмеханика.
– За ним тянется струйка дыма.
– Что думаешь?
– Полетели лопатки. Боюсь за топливную систему.
– Порежут?
– Размолотят трубопроводы. Осколки летят быстрее пули!
В утробе двигателя есть термодатчики. При росте температуры выше допустимой они тревожно сигналят – на приборной доске загорается красное табло «пожар».
Табло уже окрасилось бордовым цветом.
– Тушу газом! – Воеводин сорвал предохранительный колпачок с кнопки тушения пожара и нажал ее. Из противопожарных баллонов в нутро турбины хлынул нейтральный газ.
– Струя дыма увеличивается. Вижу желтые проблески, товарищ командир!
– Даю эмульсию!
– Турбина прососала белые хлопья… И опять огонь!
Воеводин сообщил о происшествии руководителю перелета.
– Подключите на тушение все группы баллонов! – последовало с КДП49.
– Сделал, но, видимо, поздно. В дыме языки пламени.
– Приземлиться можете?
– Внизу горы. Ищу площадку.
– Не рискуйте, командир, – передала земля. – Для вашей громадины там места нет. Не сможете потушить, приказываю покинуть самолет! Как поняли? Приказываю оставить машину! Повторите, как поняли?
– Понятно.
– Дайте полную квитанцию!
«Для записи на магнитофон!» – усмехнулся Воеводин и повторил:
– Вас понял. Если не задавим огонь, выпрыгнем.
Время, шедшее для Воеводина в последние сутки так медленно, еще больше съежилось. Нелепый случай будто вбил в его мозг огромный будильник, и тот отсчитывал секунды и звонил: быстрее, решай быстрее, решай!
Но Воеводин вроде бы застыл. Знал: быстро и поспешно – неодинаковые понятия. Превозмогая себя, внимательно осматривал платообразные вершины гор, искал долину. Подумывал вернуться к Большому Енисею и сесть на его воды. Нужно сесть! На медсестру, ребят и экипаж всего три парашюта. Да и можно ли детей выбросить в необжитые горы?!
Говорят, в такие опасные моменты перед человеком, как ускоренная кинолента, пролетает вся его жизнь. У летчиков так бывает редко. Не хватает времени. Не хватает времени даже на страх. И все-таки рабочие мысли Ивана Воеводина все это время имели накладку:
«Возвращаюсь через три дня целую твой Иван».
Самолет вернулся к реке Большой Енисей. Проложил над его водами широкий дымный след. Под дымом жесткие береговые укосы, извилины каменного русла. Без грома не сядешь.
– Иван Иванович! Поторопитесь! Крыло прогорит, отвалится. Заклепки уже плачут! – подал тревожный голос штурман.
Самолет полез в небо. Теперь Воеводин искал не место посадки, а поселок, стойбище, хотя бы хибарку горца, чтобы выбросить людей к людям. Его взгляд то и дело возвращался к аварийному люку в полу. Он думал, механически управляя машиной, не обращая внимания на факел за раскаленным соплом турбины. И окончательное решение созрело в тот момент, когда на берегу реки увидел поселок. Совсем маленький, всего шесть-восемь домов.
Ознакомительная версия.
