Тем временем вернулись те двое, которые посланы были вдогонку за беглецом, и, запыхавшись, доложили, что потеряли его из виду в толпе народа.
— Нелегко это для меня, Гаукинс, — сказал Длинный Джон таким тоном, что я готов был бы поручиться за его невинность, — что подумает обо мне капитан Трелоней? Этот проклятый мошенник сидел тут, в моей таверне, пил мой ром! И я дал ему улизнуть от нас! Придется вам оправдывать меня в глазах Трелонея. Хотя вы и мальчик, Гаукинс, но стоите взрослого!
Вдруг он остановился и потом вскрикнул, точно только теперь вспомнив что-то:
— А деньги-то! Три кружки рому! Ах, черт возьми, как он ловко это сделал! Славную штуку сыграл он со мной!
И, упав на скамью, он принялся неудержимо хохотать, пока из глаз его не полились слезы. Это было так заразительно, что и я тоже захохотал вместе с ним.
— Вот каким теленком оказался я, старый моряк! — проговорил он наконец, вытирая глаза. — А теперь, Гаукинс, идемте отсюда! Что сделано, того не воротишь! Я только надену свою шляпу, и мы отправимся к капитану Трелонею, чтобы донести ему о случившемся. Ведь это очень важно, Гаукинс, и никогда не надо терять своего, как бы мало оно ни было. Славно надул он меня!
И он снова начал хохотать, и так искренно, что я не мог не вторить ему.
Пока мы шли с ним по набережной, он рассказывал мне про разные корабли, мимо которых мы проходили, говорил, во сколько они тонн, какой стране принадлежат; объяснял работы, которые производились на судах — как одно судно разгружалось, другое нагружалось, третье готовилось уже к отплытию в море. В свои рассказы и пояснения он вставлял местами анекдоты из морской жизни или несколько раз повторял морские выражения и словечки, так что я легко запомнил их. Словом, я мог вполне оценить его как прекрасного корабельного товарища.
Когда мы прошли в гостиницу, сквайр и доктор Лайвесей сидели за столом, оканчивая кварту эля и заедая его поджаренными ломтиками хлеба, прежде чем отправиться осматривать шхуну. Долговязый Джон рассказал о случившемся в таверне очень толково и нисколько не исказив истины.
— Так ведь это было, Гаукинс, не правда ли? — спрашивал он меня то и дело, и я всегда подтверждал его слова. Оба джентльмена очень сожалели, что Черный Пес успел скрыться, но мы все были того мнения, что этому горю нельзя было помочь, и Джон, взяв свой костыль, отправился, наконец, к себе.
— Весь экипаж должен быть завтра к четырем часам пополудни на судне! — крикнул ему вслед сквайр.
— Будет исполнено, сэр! — ответил повар.
— Откровенно говоря, сквайр, — сказал доктор, — я многого не одобряю в ваших находках, но должен сознаться, что Джон Сильвер мне нравится!
— Это — чудесный малый! — заметил сквайр.
— А теперь, — сказал доктор, — может быть, Джим отправится вместе с нами на шхуну, не правда ли?
— Разумеется, — отвечал сквайр. — Бери свою шляпу, Гаукинс, и идемте смотреть наш корабль!
«Испаньола» стояла недалеко от берега, и мы скоро добрались до нее в лодке, лавируя между судами, канаты которых скрипели по временам под нашим рулем или раскачивались над нашими головами. Нас встретил штурман, мистер Арро, загорелый старый моряк, с косыми глазами и серьгами в ушах. Между ним и сквайром были, очевидно, близкие и дружеские отношения. Далеко не так благополучно обстояли дела капитана, как я скоро убедился. Последний обладал проницательным взглядом и, казалось, был раздражен всем на корабле. Причину этого мы скоро узнали, так как, едва вошли мы в каюту, явился туда матрос и сказал:
— Сэр, капитан Смоллет желает говорить с вами!
— Я всегда готов его слушать. Введи его сюда! — сказал сквайр.
Капитан вошел вслед за матросом и плотно запер за собой дверь.
— Ну, капитан Смоллет, что вы хотите сказать мне? Надеюсь, что все обстоит благополучно на шхуне?
— Я полагаю, сэр, — сказал капитан, — что всегда лучше говорить откровенно, даже рискуя обидеть другого. Мне не по душе ваша экспедиция и не нравятся матросы, а также мой помощник!
— Может быть, сэр, вам не нравится и шхуна? — раздраженно спросил сквайр.
— Я не могу судить о ней раньше, чем увижу ее в плавании! — спокойно ответил капитан. — По-видимому, она недурно сделана, вот все, что я могу сказать о ней!
— Возможно, сэр, что вы не одобряете и самого хозяина шхуны? — осведомился сквайр.
Но тут вмешался уже доктор.
— Довольно! — сказал он. — Не надо затрагивать вопросов, которые оставляют после себя только чувство горечи. Капитан и то уже сказал слишком много, или же, напротив, слишком мало, и я имею право попросить у него объяснения… Вы говорите, что вам не нравится наша экспедиция, могу я узнать, почему?
— Меня приглашали, сэр, вести шхуну туда, куда прикажет этот джентльмен, и не называли цели путешествия! — отвечал капитан. — Прекрасно! Теперь же я вижу, что последний матрос на судне знает в этом отношении больше моего. Находите ли вы такой поступок красивым по отношению ко мне?
— Конечно, нет! — заметил доктор Лайвесей.
— Я узнаю, — продолжал капитан судна, — что мы отправляемся искать клад, узнаю это, заметьте, от своих подчиненных. Такого рода путешествия вообще не по моей части, и я не чувствую к ним склонности. Но особенно не по душе мне то, что об этом болтают все, даже попугай!
— Попугай Сильвера? — спросил сквайр.
— Да! — сказал капитан. — И я полагаю, что вы не подозреваете многого из того, что вас окружает. Я обязан предупредить вас, что вы рискуете своей жизнью, пускаясь в такое плаванье!
— Совершенно верно! — заметил доктор Лайвесей. — И, уверяю вас, что мы и сами знаем о том риске которому подвергаем себя. Вы сказали, кроме того, что вам не нравится набранный экипаж. Разве матросы оказались так уж плохи?
— Они не нравятся мне! — сказал капитан. — И, уж если говорить все начистоту, я полагаю, что набор экипажа следовало бы предоставить мне!
— Может быть, вы и правы! — согласился доктор. — Моему товарищу следовало бы спросить в этом деле и вашего совета. Но, во всяком случае, тут не было намеренного пренебрежения к вам. Кроме того, вы не одобряете и мистера Арро?
— Совершенно верно, сэр! Я убежден, что он хороший моряк, но он слишком свободно держит себя с командой, чтобы быть хорошим штурманом. Штурман не должен пить вместе со своими подчиненными!
— Разве вы полагаете, что он пьет? — вскричал сквайр.
— Нет, сэр! — ответил капитан. — Я говорю только, что он слишком фамильярен с матросами!
