Ознакомительная версия.
— Красные! Обошли!
Солдаты в панике бросились с дороги. Побежала и Офицерская рота. Мои туда же.
— Куда?! Рота, стой! Перестреляю! — крикнул я, ударил с силой рукояткой револьвера по первой же бегущей мимо меня спине и выстрелил в воздух. Семечкин рядом со мной молча колотил побежавших было прикладом. Такого отборного мата от офицеров я давно не слышал. В офицерской роте, как я узнал позже, вовсе случился конфуз. Часть офицеров тоже ударилась в панику. Тем, кто не дрогнул, пришлось, мягко говоря, применить физические средства к бежавшим офицерам.
Но это была еще не паника, до настоящей паники оставались секунды. Это была краткая вспышка безотчетного страха. Ее легко можно подавить. Если действовать крутыми мерами. Старые добровольцы, и офицеры и солдаты, знали, что это такое и как с этим бороться.
В итоге, разобрались. Бесформенная толпа, мчавшаяся на нас, оказалась первым батальоном, разбегающимся в разные стороны. Смущение было всеобщим. Сражение закончилось. Не в нашу пользу.
12 октября 1919 года (продолжение). Кромы мы потеряли. Первый батальон потерял пятьдесят человек, наш третий — трех легко раненых. Ничтожные потери, учитывая, что нас вышибали со стратегически важной позиции. Но как оценивать моральное поражение? Они нас не разбили. Но доказали, что отныне мы будем лишь отступать. О наступлении на Москву можно забыть.
Спать я не ложился. Просто зашел в избу, выбранную для нас Семечкиным, снял шинель, сел на лавку в полном обмундировании и заснул. Через час встал с лавки и вызвал всех командиров взводов. Первый взвод отправил на позиции, остальные в резерве. Потом нашел обоз, забрал, безо всякого удовольствия, свою находку. Заглянул внутрь, все было на месте. Не ошибся я в Лавочкине. Либо он внутрь и не смотрел, либо я только себя считаю человеком чести.
С саквояжем я отправился к командиру батальона. Рядом с его избой возились связисты. Тянули провод.
Павлов устало приветствовал:
— Капитан Корнилов, благодарю Вас за вчерашнее спокойствие вашей роты. Хотите чаю?
Я не отказался. Принесли настоящий, душистый чай и блюдечко с мелко поколотым кусковым сахаром. Это от души. После вчерашней беготни лучшее вознаграждение из всех возможных.
Вошел прапорщик, начальник команды связистов, и доложил, что связь со штабом полка установлена. Павлов посмотрел на меня:
— Вы хотели мне о чем-то доложить. Давайте, пока не позвонили…
Тут же запищал аппарат. Командир полка Наумова интересовался, как настроение в батальоне.
— Начиная с меня, у всех скверное, — ответил честно капитан Павлов. Я подтверждающе закрыл глаза.
Он положил трубку. И я рассказал ему всю историю о саквояже от начала до конца.
— Этого только нам не хватало, — заключил Павлов, выслушав меня до конца. — Что прикажете с этим делать?
Я развел руками.
— Послушайте, капитан, при всей своей ценности, для нас этот баул ничто. Его надо увезти в Ставку. И сделаете это вы. Честно говоря, больше некому это поручить. Вы нашли, вы ее и увозите.
Я согласился со всем, кроме одного:
— А моя рота, господин капитан? Я должен буду ее оставить? Сначала я принял взвод во втором батальоне, затем роту в третьем. Теперь вы мне вы приказываете исчезнуть из полка. Значит, так, я поеду в Ставку, когда ситуация станет немного стабильнее. Моя рота без меня, конечно, не погибнет, но где вы сейчас найдете для нее командира.
— Хорошо, что вы предлагаете? — устало отмахнулся Павлов.
— Не знаю, мне кажется, лучше всего выкинуть все это в Недну и забыть, от греха подальше.
— Тогда зачем вы мне рассказали обо всем этом?
На фоне того, что происходит с полком, с первым армейским корпусом, с фронтом, с Добровольческой армией, наш разговор казался смешным. Отдавал бульварным романом. Наступление на Москву, в которое мы так верили, провалилось, какие уж тут сокровища. Лишняя головная боль, да и только.
— Я доложил вам, как командиру третьего батальона, согласно субординации. Не прятать же мне свою находку. Или вы думаете, что я на такое способен?
— Не обижайтесь, ради бога, голубчик. — Павлов подлил чаю в мой стакан. — Нервы. Нервы, сейчас у всех нервы. Думаю, вы правы. Вы прекрасный офицер, человек чести и не оставите батальон в такое трудное время. Сделаем так. Вы его не выкидывайте в речку. Пользы от этого пока никакой. Закопайте где-нибудь или спрячьте в каком-нибудь доме. Как в авантюрном романе. Сейчас мы в неопределенном положении. То отступаем, то наступаем, — он поморщился, как от кислого. — Но я все еще надеюсь, что обстановка выправится и наступление возобновиться. Тогда и разберемся с вашей находкой, и пользу от нее получим. Вы же будете знать, как ее найти. Ну, а обернется дело против нас, и вышибут красные наш корпус за Дон и дальше, или вы будете убиты в бою, так, по крайней мере, большевикам она не достанется. Как вам мой план?
Я помедлил с ответом.
— Детство вспомнил. Стивенсон, Буссенар, Мэр-риэт, Жаколио. Мальчишкой бредил дальними странами, зачитывался этими их книгами. Коралловые острова, злобные пираты, благородные искатели приключений. Никогда не думал, что буду закапывать настоящий клад.
Я встал, надел фуражку, приложил руку к козырьку:
— Разрешите исполнять.
Павлов поднялся, пожал мне руку и тут же склонился над картой:
— Да, и побыстрее. И сразу в роту, голубчик. Будьте готовы к любым действиям.
13 октября 1919 года. Ночь прошла спокойно. С небольшой перестрелкой прошел и день. Оба батальона отвели к станции Дьячье. Шесть рот оставили перед станцией для прикрытия, в том числе и мою, в деревне Зиновьево. Усталость такая, что даже офицеры ее не скрывают, что уж про солдат говорить. Неохотно выходят в боевое охранение. Послал двух рядовых в разведку, Мальцева и Плотицына. Оба бойцы со стажем. Присоединились к нам год назад. Были в Красной армии, под Армавиром сами перешли к нам, даже в плен не попадали. Смелые были люди. А что сейчас? Стоят, с ноги на ногу переминаются, глаза прячут и твердят, что видели красных, и все. Для таких сообщений и в разведку ходить не надо. О том, что случилось два дня назад, я больше решил не вспоминать.
И уложил все, что связано с закладкой тайника, в полстраницьп, чтобы, в случае, если меня тяжело ранят или мы попадем в окружение, вырвать этот листок и уничтожить до того, как он попадет в руки красных.
Бывший мой второй батальон, который я оставил с корниловцами, расквартировался рядом в селе Караськово. Хотел навестить поручика Бочкарева, а заодно проведать свой бывший взвод. Но не мог оставить роту, не покидало ощущение, что красные опять ударят.
Ознакомительная версия.