Проснувшись на следующий день опять ни свет, ни заря, я попытался восстановить в памяти события предыдущего вечера. Значит, так, я опять провалился в сон, и мне опять снилась Лейла... Но руки мои не могли вспомнить нежности ее кожи. Ее милый образ за гранью бодрствования темнел и превращался в нечто неопределенное и тревожащее. Можно было предположить, что ночная Лейла была неадекватна дневной из-за того, что в моем подсознании гнездилась тревога о будущем. Может быть, именно эта беспокоящая тревога превращала хрупкую девушку в нечто довлеющее. Но почему я так неожиданно, на самом интересном месте, проваливаюсь в сон? Слабость? А может, мне что-то подмешивают в питье? Надо бы проверить...
В этот день Фатима принесла мне небольшой телевизор, и я целый день переключал каналы в надежде найти что-нибудь стоящее внимания. Показывали в основном программные выступления строгих бородатых ответственных работников, митинги, шествия с плакатами, осуждающими американский империализм вкупе с тлетворным израильским сионизмом и нравоучительные соцреалистические художественные фильмы. Если бы не бороды, не завернутые до глаз в черное женщины, а также регулярные заунывные молитвы, можно было вообразить себя в Союзе на рубеже перехода к строительству развитого социализма.
В конце концов, я остановился на телефильме, в котором показывали, как надо правильно собирать плоды с финиковых пальм и, разлегшись на подушках, стал загодя готовиться к подвигу: ведь мне надо было собраться с волей, чтобы вечером отказаться, о, боже, отказаться от спиртного.
В тот момент, когда собранные финики начали ссыпать в ящики, мне пришла в голову мысль, что мне не стоит от него отказываться... Надо просто припрятать. Пригодится, да и отказ может вызвать подозрения у хозяйки. А для этого необходимо срочно найти какую-нибудь посудину, в которую можно было бы его слить, да такую, чтобы, во-первых, запах вина не распространился бы по всему дому, а во-вторых, можно было бы его потом использовать по назначению.
Захваченный идеей спасения спиртного, я вскочил с кровати и приступил к поискам. Такая посудина – высокая с узким горлышком фарфоровая вазочка – нашлась в небольшом резном буфете.
Хуже обстояло дело с затычкой. Не найдя ничего подходящего, я решил сделать ее после ужина из хлебного мякиша. По телевизору показывали технологию домашнего приготовления строительного гипса из природного сырья. Оказывается, надо сложить из кусков гипса печь и топить ее несколько дней. Потом ссыпать готовый продукт в мешки и везти на базар.
После не влезшего в меня целиком ужина (сказался отказ от разжигающего аппетит спиртного) пришла Лейла. Мы продолжили наши занятия по русскому языку, начав не с головы, как накануне, а с пальчиков ног... Но вдохновение оставило меня: я не мог смириться с мыслью, что на самом интересном месте мне придется бессовестно заснуть. Но наклонности экспериментатора совладали с наклонностями сластолюбца и, как только мой палец коснулся узкой полоски ткани, разделяющей внутренние поверхности ее бедер, я отвалился на подушку и засопел.
Через некоторое время Лейла легким движением одернула прекрасное своей прозрачностью платье, нежно провела ладонью по моей голове и застыла в прострации.
И тут раздался скрип двери.
Я подумал, что это, о боже, ушла она, источник моей жизни, но глаз открывать не стал, а перевернулся на бок, лицом к двери. Сквозь ресницы я смог увидеть в проеме двери Фатиму. Она грозно смотрела на все еще сидевшую, оказывается, на моем ложе Лейлу. Под тяжестью ее взгляда моя голубка прошла с опущенной головой к двери и исчезла. Хозяйка же выключила свет, сначала верхний, затем нижний, и затихла. Я стал дожидаться скрипа двери, подтверждающего ее уход, но вместо него услышал шорох спадающего платья – Фатима раздевалась!!!
Объятый ужасом, я не мог пошевелить и пальцем. Ее грузное тело проступало в сумраке расплывчатым серым пятном. Через секунду оно надвинулось на меня и легло рядом. Крепкий запах духов не мог скрыть запаха потной плоти. Я попытался отодвинуться к стене, но Фатима неожиданно ловко обхватила меня руками за талию и жадно потащила к себе, к своей обнаженной груди. Я, как загнанный зверь, стал лягаться конечностями и, брызжа слюной, повторять: “Уйди, уйди, дрянь...”
Однако она продолжала молча тянуть ко мне руки, придвигалась, пыталась гладить и целовать. Я кое-как вырвался, встал, перешагнул через тело, извивающееся в экстазе, и бросился к выключателю. Во вспыхнувшем свете, на том самом месте кровати, которое обычно занимала Лейла, я увидел сумасшедшие, дико застывшие желтые глаза Фатимы, ее белокожий, бугристый торс с обвислыми грудями... Когда глаза ее привыкли к свету, она вскочила и, замахав руками, бросилась ко мне и некоторое время стояла рядом, извергая мне в лицо незнакомые, наверняка обидные слова, затем плюнула в ноги и, хлопнув дверью, убежала.
Меня охватила нервная дрожь. Я бегал по комнате, бил, ломал все, что встречалось на пути, и делал это, пока в моих руках не затеплилась высокая, с узким горлышком, фарфоровая вазочка...
Я выпил сразу половину. К счастью, виски был хоть и противный, но забористый. И с весьма необходимым в моем положении снотворно-наркотическим средством.
Захмелев, я сбросил оскверненную простыню с кровати и улегся. Под кроватью в пределах досягаемости стояла ваза. Время от времени я отхлебывал из нее, пока не забылся крепким сном.
Два следующих дня я не получал пищи. Лишь в начале третьего под дверью появилась жестянка из-под брынзы. В ней, невымытой, была вода. На четвертый день на минуту появилась Фатима. Она, сверкая глазами, подошла ко мне вплотную и выкрикнула по-персидски громко и решительно:
– Есть Фатима – есть Лейла! – и добавила для понятности по-английски, показав сначала на себя, а потом в сторону двери:
– Ферст ю фак Фатима, зен ю фак Лейла! Андестенд?
Поняв по глазам, что слова дошли до меня, она развернулась и вышла, громко хлопнув дверью.
Что мне было делать? Судя по всему, сам не ведая того, я уже дважды переспал с Фатимой и мне всего лишь предлагается продолжить по отработанной схеме бессознательный с моей стороны секс. В обмен я получаю совершенно необходимую для меня возможность общения с Лейлой...
А если я откажусь? То яд? Или выдача полиции как грабителя или контрабандиста? Удавкин уже, наверное, постарался, и меня ищут. А так: Лейла – вечером, Фатима – ночью: “Спокойной ночи, дорогая Лейла, с добрым утром, милая Фатима...” И еще: “Сладенький мой, мама уехала в Забол за виски и уступила мне свою очередь!” Или: “Лейла приболела, и целую неделю ты будешь мой!”
Нет выхода!
