Казик Душанбинский, в миру больше известный, как Борис Платонв, еще раз попросил сменить в своем приборе ночного видения элементы питания, на самые мощные и подправив резкость навел их не лежащих у костра людей, всмотревшись в такие одинокие и беззащитные фигуры, он с облегчением выдохнул так громко, что казалось начиналась буря. Не узнать в одном из них фигуру сына было нельзя. Может быть он и не узнал, просто отцовские чувства ему подсказали, что это Сергей.
Он приказал никому близко не подходить, мало ли как солнце за день нагрело головы лежащим у костра. Попросил только подтянуть ящик-холодильник со льдом и разнообразной водой к тому месту где то ли спали, то ли просто сидели эти две одинокие фигуры…
Чтобы не испугать Сергуньку и его напарника, он стараясь особо не шуметь, приблизился к костру и уселся у огня…
* * *
Оба пробудились от короткого сна почти одновременно, но Сергей это сделал минутой, а может быть несколькими секундами раньше Алексея.
— Галлюцинации продолжаются, — подумал он, рассматривая сидящего у костра отца и лежащего рядом с ним Алексея.
Как тогда, в детстве, когда мамы рядом не было, он на удачу попросил у призрака: «Папочка, дай мне пожалуйста попить.»
К его большому удивлению, призрак оказался довольно материален. Он нагнулся куда-то за спину… В этот момент на него бросился другой призрак, очень похожий на Алексея, который до этого притворялся спящим.
Сергей на всякий случай крикнул: «Это мой отец!» После чего раненных получилось уже два человека. Платонов, который отец, крупногабаритный мужчина, врезал ослабившему захват его шеи Алексею, достаточно сильно и того отбросило в сторону.
Оба тяжело дыша, ненавидяще смотрели друг на друга. Из разбитого рта Алексея текла тонкая струйка крови и глаза после легкого нокаута, были довольно-таки мутные. Однако тот на обращал на это никакого внимания, собираясь как бык на арене, повторить атаку неизвестно откуда взявшегося мужика с пудовыми кулаками.
— Какой красивый сон, — подумал Сергей переворачиваясь на другой бок, но там была довольно болезненная рана. Он очень громко вскрикнул и повернулся обратно.
К его удивлению оба призрака продолжали тяжело дышать и готовы были вцепиться друг другу в глотки. Только сейчас до Платонова-сына стало доходить очевидное прозрение. Все это не сон и не повторные и жестоко преследующие его дневные миражи с водой из унитаза.
— Вот ненормальный, мог запросто меня придушить, — потирая шею проговорил отец, опять обернувшись за спину и подтягивая к себе тяжелый белый ящик.
Когда он его открыл и Сергей увидел большое количества льда с торчащими из него горлышками запотевших бутылок, он понял, что рано обрадовался собственному пробуждению.
Все-таки все происходящее было сном. Но когда главный персонаж миража, открыв большую бутылку с соком стал им булькать… И протянул ему огромный пластиковый стакан со льдом… И еще с соком, а он, взяв этот ведерный стакан в руку, почувствовал настоящий холод… Это окончательно убедило его в том, что все это правда.
Осторожно, смочив губы, после язык, о стал трясущимся ртом хватать жидкость и захлебываясь пить… Пить… Пить…
В конце концов выпив содержимое, он только тогда подполз к отцу и захлебываясь в собственных слезах стал его обнимать и благодарить, и гладить, и все это вперемешку с просьбами простить его.
Обильные слезы можно было понять, появился источник их возникновения и подпитки.
Отец сам был растроган сверх меры и рывком, легко подняв его с песка крепко стиснул в своих объятиях. Сергей громко вскрикнул.
— Он ранен, — проговорил зачарованный Алексей, не сводящий глаз с пустого двухлитрового стакана лежащего у костра и открытого мини-холодильника. — Ему срочно нужен врач. Ранение сквозное…
После сказанного, не отдавая себе отчет в том, что чужое брать не хорошо. Он пошатываясь и также не веря своим глазам, наклонился над ящиком и взяв кубик льда положил его себе в рот. Только после этого он поверил в то, что все происходящее это правда.
* * *
Откуда ящик?
Кто этот человек, который находится рядом с ними в центре мертвой пустыни?
Он не спрашивал.
Это знакомый Сергея… Они знают друг друга и похоже счастливы от встречи… Что еще надо? Главное, чтобы этот добрый человек не забрал ящик. А все остальное — мелочи.
Алексей лихорадочно высчитывал на сколько дней им двоим… Нет… уже троим — хватит этого богатства?
Платонов уже отдавал какие-то команды. Вокруг появилось много разного народу. Сергея положили на носилки. Алексей схватив ящик попытался с ним бежать за ними, но слишком тяжела была ноша. Он нащупал оставшиеся мусорные пакеты, лежащие у него в кармашке для запасных обойм, легко вздохнул и побежал вслед за носилками. Когда носилки поставили в ближайший вертолет, он забрался следом и лег на полу рядом с ними, бережно приобняв, похоже вновь потерявшего сознание Сергея.
Казик Душанбинский, этот «каменный и беспощадный Платонов» человек без эмоций и нервов, как считали давно знавшие его люди, наблюдая эту картину, плакал совершенно никого не стесняясь.
Алексея смогли уговорить подняться и сеть рядом в кресло только тогда, когда поставили к его ногам тяжелый холодильник с напитками, который он бросил, когда бежал за носилками. С тревогой оглядываясь на молчащих и наблюдавших за ним людей. Он начал пить разнообразные жидкости, пытаясь еще и напоить лежащего без сознания друга.
С трудом, но его смогли оттеснить от носилок и уже бригада врачей колдовала над раненным. На Сергея нацепили какую-то маску. Подключили огромное количество находящейся здесь же аппаратуры. Измеряли давление, кололи уколы… Производили еще какие-то манипуляции. Может этого всего и не делали, но Алексею казалось именно это. Предназначения всех этих светящихся, грозно подмигивающих ему приборов он не знал.
Гусарова от всего выпитого и пережитого сморил сон. Его разбудили только для того, чтобы перевести из вертолета в огромный двухэтажный «Боинг». Прямо в воздухе врачи стали выполнять свой долг. За такие деньги и в кратере вулкана будешь оперировать, а не то что в оборудованном всем необходимом салоне спецсамолета. Конечно, все медики помнили и о своем врачебном долге, но, что не говори, а с деньгами он чувствовался гораздо острее и беспокойнее.