Язык противопоставления морали общества его законам.
Вернемся, однако, так сказать, к истокам нашей беседы, к приключенческим произведениям, непосредственно посвященным деятельности правоохранительных учреждений.
Два-три года назад авторитетный литературный еженедельник опубликовал творческую беседу двух литераторов, посвященную детективу. Когда дело дошло до теоретических обобщений, одна из сторон — известная писательница Н. Ильина вывела формулу, что-де детектив есть «литература плюс игра». Не знаю, как восприняли это авторы приключенческих произведений, по-моему, обидно все-таки узнать, что ты, оказывается, всю сознательную жизнь занимался не творческим трудом, а играл с читателем в слова. Тем более что само творчество писательницы, в том числе и ее блистательные фельетоны, никак, даже при самом запрограммированном недоброжелательстве, не отнесешь к разряду литературных игрушек.
И все-таки не будем торопиться с опровержениями. Попытаемся уловить крупицы истины в утверждении, на первый взгляд абсолютно неприемлемом. А они есть, и не такие уж крупицы. Не станем судить о зарубежных авторитетах, на которые ссылалась писательница. Современная отечественная практика, увы, свидетельствует о том, что рабочий стол писателя-приключенца нередко становится ареной игры по бог весть кем и когда придуманным правилам. Игры, где читателю отводится место мышки, а роль всепобеждающей кошки безраздельно принадлежит сюжету.
Вот, по нашему убеждению, первопричина обилия поделок от искусства, после которых читатель и зритель не выносят ничего, кроме будоражащих нервы детективных перипетий. Нет, все, конечно, не так-то просто. Внешняя атрибутика морали, как мы уже отмечали, налицо: воровать, по мнению автора и его героев, конечно, скверно, убивать — это уж ни в какие ворота; будешь пьянствовать — докатишься и до того и до другого. Люди в угрозыске и в следствии — само совершенство. Они не только прекрасно ловят преступника, но и утрут нос любому искусствоведу по части Дебюсси, Матиса и Верлена.
И ведь ни с чем не поспоришь. Преступление и впрямь омерзительно. В прокуратуре и угрозыске ныне в своем подавляющем большинстве действительно работают люди самой высокой профессиональной и личной культуры. Но читатель в массе, именно в массе своей сегодня вырос настолько, что, усвоив сюжет, не унизится до пережевывания скучнейших шаблонных назиданий, не заинтересуется личными переживаниями стерильного манекена, даже если тот облачен в авторитетную милицейскую форму. В памяти, повторюсь, остается лишь сюжет, лишь поединок воль и умов наподобие шахматной схватки.
Это в лучшем случае. Тогда, когда способному автору удалась хотя бы эта часть игры. Иными словами — и герой и его антиподы, действительно проявили недюжинную смекалку, волю, изобретательность, когда преступник ни разу не сыграл в поддавки со следователем или инспектором угрозыска.
Но и так бывает, увы, далеко не всегда. Хотя еще легендарный майор Пронин, предтеча чуть ли не всех современных литературных гроссмейстеров розыска (несмотря на несколько иную ведомственную принадлежность), два десятка лет назад изрек: «Они талантливы, но и мы не лыком шиты».
Когда в декабре прошлого года в «Комсомольской правде» появилась статья Еремея Парнова, разоблачающая псевдонаучные спекуляции вокруг неопознанных летающих объектов, нельзя было не порадоваться ее четко аргументированной позиции в защиту компетентности. И трудно было поверить, что тот же Е. Парнов — автор приключенческих романов «Ларец Марии Медичи» и «Третий глаз Шивы». Вот уж где игра так игра! Наивно было бы оспаривать право писателя на создание произведения, где фантастическое смешивается с реальным. Охотно допускаю, подчиняясь предложенным автором правилам, что в центре Москвы можно обнаружить не только удава, но и дракона, что современный следователь должен докапываться до тайны средневекового ордена альбигойцев. Но ведь следователь-то наш, реальный, а действия его не менее фантастичны, чем созданная слишком уж гибкой фантазией автора обстановка.
Борьбу он ведет с такими профанами, которым не способно помочь ничто: ни нечистая сила, ни промахи, ни накладки, ни элементарная профессиональная неподготовленность героя романов Е. Парнова следователя Люсина.
6. РАЗВЕРНУТЫЙ ХАРАКТЕР? НЕХОРОШО...
Парадокс, которому не перестаешь удивляться. Чуть ли не хрестоматийным стало ныне утверждение, что-де кануло в вечность время, когда от работ приключенческого жанра пренебрежительно отмахивались критики. И — буквально рядом — практически повседневные сетования на невнимание критики к таковым произведениям.
Рискну высказать мнение, что парадокс здесь сугубо внешний. Действительно, если мы возьмем во внимание одну лишь количественную сторону дела, то прогресс очевиден, хотя и недостаточен. Как бы то ни было, о детективе пишут. Другой вопрос — как именно?
Попытаемся суммировать рецензии последних лет. И получим почти безоблачную картину, с легкими дуновениями в виде отдельных реплик и пародий, которые, однако же, практически не влияют на пейзаж всеобщего благополучия, якобы царящего в этой области литературного творчества.
Волей-неволей возникает предположение о существовании некоего «заговора посвященных», давших обет молчания об ошибках и просчетах товарищей по цеху.
А просчеты эти столь очевидны, что человек непредвзятый, пусть не обладающий эрудицией литературоведа, видит их, не прибегая к помощи оптики. Даже в работах «старейшин» жанра. Ведь если подходить с общелитературными мерками к такой, например, широкоизвестной повести, как «Стая» А. Адамова, то надо запастись, по меньшей мере, недюжинной смелостью, чтобы заявить во всеуслышание — литературно-художественное произведение в данном случае состоялось. Состоялось нечто иное: умело расставленные фигуры на изобретенной автором игральной доске. И если персонажи из уголовного мира в той или иной мере убедительны (хотя и не лишены схематизма), то этого уже нельзя сказать, к примеру, о главном герое — Викторе Панове. Ничего, кроме его победоносной удачливости, умения с честью выходить из головоломных перипетий и какой-то глобальной (по сути, безликой) человечности, в характере его нет.
Но нужно ли что-либо еще? Не торопитесь обвинять меня в постановке риторического вопроса. Какая уж тут риторика!
«Когда пишут о серьезной литературе, опираются на серьезную теоретическую традицию. Когда пишут о детективе, теорию изобретают на ходу. А иногда обходятся и вовсе без теории: судят жанр и выносят ему приговоры по законам «серьезной» литературы, хотя к детективу они не всегда применимы».
