В распространении этого слуха приняли участие и разведчики из группы Домбровского. Во время ночных встреч с верными поляками они осведомлялись:
— Про того английского радиста-разведчика, что спасся со сбитого самолета под Бреслау, ничего не слыхать?
Активная «посевная» дала такие обильные всходы, что даже главные сеятели слухов были поражены. Не прошло и недели, как на тех же базарах и в тех же кавярнях за чашкой «кавы» или стаканом «хербаты» незнакомые люди спрашивали Османского-отца:
— Разве пан ничего не слышал об английском радисте-разведчике? Он спрыгнул с подбитого двухмоторного «Дугласа». Его подобрала одна польская семья — бедняга сломал себе ногу. В бреду он говорил по-английски и немного по-польски. Эта семья спрятала его и выходила, так он подарил им свой огромный шелковый парашют. В группе коммандосов, говорят, были и наши поляки из армии Андерса, из этих самых мест, да все разбились. Говорят, англичанин ищет связь с «аковцами», но не знает пароля. Пароль знал только командир, который тоже разбился. Уверяют, что он теперь перебрался сюда, под Позен. И тут его ищут по всей провинции Вартегау!..
— Так держать, пан Эугениуш! — сказал Евгению, довольно потирая руки, Констант. — Надо сделать так, чтобы не ты их искал, а они тебя искали.
Еще через неделю разведчики из группы Домбровского посеяли новый слух, на этот раз среди поляков со связями в Армии Крайовой:
— Английский радист-разведчик, капрал коммандосов, сбитый под Бреслау, присоединился к группе советских разведчиков, действующей под Познанью. Капрал живет с ними где-то в лесу и держит связь с Лондоном. Он надеется, что если кто-нибудь еще уцелел из его группы коммандосов, то его капрала можно будет отыскать по подпольным каналам.
— Но ведь этот слух дойдет не только до «аковцев», — все же беспокоился Констант, — но и до гестаповцев!..
Из Познани вскоре пришло донесение от одного из верных и деятельных поляков:
— Гестаповцы в познаньском штабе шефа СС и полиции СС — группенфюрера Райнефарта сначала переполошились, а теперь не придают никакого значения слухам об английском разведчике, хотя они арестовали нескольких поляков за распространение ложных слухов. Проверка показала, что никакого английского самолета под Бреслау в течение последних двух месяцев сбито не было. Установлено также, что в провинции Вартегау нет ни одной рации британской секретной службы, которая бы поддерживала связь с Лондоном. Зато функабвер и радиопеленгационная служба 6-го воздушного флота люфтваффе и РСХА имперской службы безопасности — неоднократно засекали работу трех-четырех радистов, явно советских по «почерку» и характеру их работы, которые постоянно меняют место выхода на связь на юго-востоке провинции.
— Это хорошо, что гестаповцы не станут искать англичанина, — сказал Евгений Кульчицкий.
Но Домбровский и Кульчицкий надеялись, что это конфиденциальное известие не станет достоянием «аковцев». И расчет их оказался верным. Молодой Юзеф Османский первый сообщил:
— Какие-то пришлые «аковцы» упорно ищут связи с английским радистом-разведчиком, но не могут выяснить его местопребывание. Всем «аковцам» приказано всемерно собирать сведения об этом разведчике.
Тем временем рано поутру в Бялоблотском лесу грянул еще один чудовищный взрыв — на этот раз ближе к землянке...
В следующие три дня Евгений появлялся по ночам с разведчиками тут и там в польских деревнях и на фольварках, ронял английские фразы, польские слова выговаривал с английским акцентом.
На четвертый день поздно вечером, когда за запотевшими оконцами тесной горенки Османских бушевала ноябрьская непогода и гнулись под напором ветра высокие сосны, кто-то постучал снаружи по крестовине окна.
— Никак стучит кто-то? — спросил Юзеф-младший, только что стянувший рубаху через голову.
— То дождь с градом, Юзек, — прислушавшись, ответил Юзеф-отец, замерев с сапожной иглой и дратвой в руках.
В спаленке закашляла простуженная мать Юзека, заворочалась на кровати Крися, его младшая сестра. В окно снова постучали, громко, властно. Но это не был условный стук разведчиков группы «Феликс».
— Кто там? — спросил Юзек, подходя сбоку к окну.
— Пан Османский, откройте! — послышался раскатистый бас.
— Открой, Юзек! — тихо сказал отец. — Кто-то из поляков. Но кто? Закрой занавеску!
Если занавеска ближайшего к входной двери окна была затянута, это значило, что в доме чужие, «семафор» закрыт.
В горенку ввалился высоченный, ростом с Димку Попова, рыжий поляк в потемневшей от дождя полной форме офицера Войска Польского цвета хаки и со звездочками поручника на полевой конфедератке и погонах. Над матерчатым козырьком распростер крылья выкованный из черненого серебра одноглавый польский орел с короной.
Отец и сын Османские смотрели во все глаза: этой формы они не видели в Польше уже целых пять лет, с конца кровавого сентября тридцать девятого. И гордый орел тогда же улетел куда-то со своей короной, уступив место черному германскому имперскому орлу с грозной свастикой в когтях. Правда, все в округе вот уже года два-три поговаривали, что где-то в лесах в пущах Польского генерал-губернаторства свил себе гнездо этот орел, так и не захотевший расстаться с короной, и что появилась в тех лесах и пущах рать в старой форме Польши «маршалека» Пилсудского, президента Мосцицкого и Смиглы-Рыдза, но что борется эта рать по воле ясновельможных панов не столько с полчищами иноземного черного орла со свастикой в когтях, сколько с партизанами-людовцами, воевавшими не за панов, а за люд польский.
Расставив ноги, держа руки на блестящем от дождя мокром тридцатидвухзарядном автомате «шмайссере», висевшем у него на груди, вошедший сказал рокочущим басом:
— Вот что, хлопы. Армия Крайова все знает. Даже то, что вам известно, где в Бялоблотском лесу скрывается у русских парашютистов английский радист-разведчик. Нам необходимо связаться с ним. У нас имеется к нему дело огромной важности, к нему и к Англии. Наши представители — офицеры АК будут ждать его с завтрашнего дня каждый вечер в девять часов на развилке дорог в сосняке за Бялоблотами, у замшелого валуна. Пусть приходит один, без русских, гарантируем ему полную безопасность. Мы проследим за тем, как вы выполните этот приказ. Армия Крайова все знает, все помнит и ничего не прощает!
Сказав это, рыжий поручник вышел, едва не расшибив лоб о притолоку и хлопнув дверью так, что она чуть не слетела с петель. Отец и сын Османские молча смотрели на грязные мокрые следы огромных сапожищ на половицах около порога.
