Это был своего рода контракт, или письменное условие, между государем и государством.
Дон Педру II присягнул этой конституции сорок лет тому назад. Это по нашим временам весьма долгий срок для хартии.
В Европе такого рода вещи не долговечны: во Франции, например, случились бы, конечно, беспорядки, которые рано или поздно должны были бы кончиться революцией.
Но в Бразилии, слава Богу, дела эти обстоят иначе. Там общие законы всегда живы и уважаемы и всякий покоряется им до мелочей. Никаких ложных толкований закона, никаких изысканий, чтобы выявить его слабые стороны и недостатки.
Человек, принесший присягу этой конституции, никогда ни на мгновение не забывал этой присяги, честно исполнял данное им слово, ставя свой долг выше всего остального и во всем сохраняя и постоянно соблюдая данную им клятву.
Он был молод и был главой государства; он мог бы по примеру своих соседей увлечься воинскими подвигами и лаврами победителя, желанием снискать славу своему имени, но он не сделал этого.
Юный император всегда имел без труда большинство голосов, имел мудрых и энергичных советников, преданных слуг. И никогда он не увлекал это большинство на что-либо, ведущее к удовлетворению его честолюбивых замыслов или целей, никогда не скомпрометировал никого в интересах своей прерогативы и своей династии.
Ему предлагали построить новый дворец, потому что его жилище в Рио было весьма ветхо и весьма мало напоминало собой Версаль, но он отказался от этого, сказав:
— Если понадобится, вы подумаете об этом после, но прежде следует позаботиться о дорогах, банках и колониях!
Государи Европы иначе понимают наслаждения верховной власти: им необходим блеск обстановки, роскошь конюшен и многочисленной свиты.
Но в Бразилии никто об этом не знает, многие считают Бразилию полудикой страной, из которой мы получаем кофе и ничего более. Таково наше отношение к стране, в которой любая провинция чуть ли не больше целой Франции и которая имеет население в двенадцать миллионов душ, год от года увеличивающееся с поразительной быстротой.
Тщательный блюститель конституции, дон Педру II требовал исполнения всех законов конституции — карательных и оградительных, всех приговоров и постановлений суда с неумолимой твердостью и хладнокровием. Потому-то следует обвинять в некоторых, быть может, излишних строгостях не императора, а только конституцию.
С 1831 года по 1840 год, во время несовершеннолетия дона Педру II, было немало возмущений и восстаний в северных провинциях, где население вечно стремилось к республике. Все эти народные движения были подавлены, но никогда не искоренены вконец, хотя не раз главнейшие зачинщики и даже соучастники бывали жестоко наказаны и дело доходило до казней и эшафотов. Но император был еще несовершеннолетним, и потому вся ответственность падала на регентство.
После коронации и окончательного вступления в управление делами государства молодого императора были также серьезные смуты и беспорядки в провинциях Минас-Жерайс и Сан-Паулу. В некоторых местах дошло даже до вооруженного восстания. Инсургенты были усмирены, восстание подавлено, и начали следствие, но на этот раз палачам не нашлось работы.
Декретом от четырнадцатого марта 1844 года была объявлена амнистия, и все тюрьмы раскрылись, а в следующем за сим году окончилась навсегда маленькая внутренняя война, длившаяся ровно десять лет.
Великие события, потрясавшие Францию в 1848 году, отразились и на Бразилии, и здесь много кричали и волновались, но на этот раз дело не дошло до оружия. Только в Пернамбуку произошло сражение, длившееся всего тринадцать часов, и затем все пришло в порядок. Это последнее волнение дорого обошлось старому бунтовщику — этому древнему городу, уже столько пострадавшему от своего неугомонного нрава, но теперь давно уже не осталось в тюрьмах ни одного из побежденных.
Вот явление, которое, вероятно, покажется диким нашим европейским политикам, судящим о государях и государствах по Римскому праву: в Бразилии вот уже много лет нет ни политических преступлений, ни государственных преступников, ни предостережений, ни заговоров, ни доносов.
Там мысль и суждение каждого свободны, и всякий вправе высказать их; император дон Педру II основывал свое величие не на прерогативах своей особы, а на характере и деяниях.
Так как дух народа Бразилии есть дух терпимости, примирения и общительности, то даже и самый католицизм, хотя и считается господствующей государственной религией, не смеет громить своими проклятиями и анафемой.
Вот каково положение дел в Бразилии и как его следует изображать, чтобы мы, европейцы, могли себе составить верное понятие об этой стране.
Однако есть умники, государственные люди, глубокие политики, которые говорят: «У нас нет никакой инициативы, нет последовательности в делах, нет организации, словом, нет движения… много речей и мало действий… нам нужно сильное, энергичное правительство, сильный, энергичный человек».
А конституция? А присяга? Уж не бросить ли весь этот хлам прямо в яму?
Так, значит, требуется сильная рука, сильное правительство?!
Это гораздо легче встретить, чем государя, человека добросовестного и не себялюбивого.
Стоит только вспомнить последнюю империю во Франции или нынешнюю Германию. Там нет общественного духа, общественного настроения, нет контроля, нет свободной личной инициативы: нация-машина действует, вертит жернова, пашет, сеет, производит и продает — и из этой громадной мастерской выходят чудеса. Но ведь это какое-то карательное заведение, нечто вроде рабочего дома.
Что касается меня лично, то я предпочитаю конституцию энергичному правительству и честного добросовестного человека — человеку сильному.
Бразилия имела земли, рудники, прииски и прекраснейшие порты, ей не хватало только заботы и независимости, без чего все мертво и бессильно. И вот она получила независимость, и с этого дня Бразилия как будто возродилась. Она счастлива и богата; ей не остается ничего более желать. Правда, нет громкой славы и громких подвигов, но зато есть счастье. Кто-то сказал: «Счастливы те народы, у которых нет истории». Но Бразилия имеет свою славную историю, она создала ее всю сама силой своего мужества, устойчивости и правильного суждения. Теперь она вступила в новую эру своей истории. Это история прогресса, труда, мирной борьбы и соревнования, борьбы, в которой нет ни побежденных, ни победителей.
Сделав беглый и краткий, но точный обзор истории этой страны, я продолжу свой рассказ о моих странствиях по городу.
Я поселился, как уже говорил ранее, у господина Лидена. Комната, которую я занимал у него в доме, была большая, прекрасно вентилированная, светлая и хорошо обставленная, но бразильские постели — это нечто ужасное для иностранцев, привыкших к более или менее удобным постелям. Это какие-то лепешки, толщиной пальца в четыре, не более, и до того жесткие, что трудно даже предположить, из чего эти матрацы могут быть сделаны. О больших подушках здесь не имеют даже понятия, а маленькие головные подушки ни на что не похожи. Простыни походят на носовые платки, кроме того, полагается бумажное одеяло и мустикер, то есть род полога. Приходится ложиться без огня, герметически закупорив окна, если не желаешь быть съеденным всякого рода насекомыми, мошками и т. п. Эти мошки, почти незаметные для глаза, кусают чрезвычайно больно.
