последовал вопрос дочери.
— Они сказали, что за дополнительную плату нам их предоставят, — успокоил ее Афолабе, дело за малым, — сторговаться, — и он кисло улыбнулся, — понимаешь, меня беспокоит не стоимость вещей, которые они просят, меня беспокоит, в достаточном ли количестве они у нас имеются.
Участия в воспоследовавшем торге Нтанда не принимала. Она потягивала буна, щурилась на бледное северное светило и слушала голоса торгующихся, особо не вникая в смысл произносимых слов, пропуская их мимо сознания. В общем, пребывала в такой приятной полудрёме.
Договорившись обо всем, охотники поднялись, попрощались и убыли восвояси. Отец же обернулся к дочери и бесцеремонно прервал ее утреннюю нирвану.
— Вот, договорились, — сказал он, — значит, делаем так. Сейчас потихонечку собираем всё необходимое, уминаем рюкзаки, увязываем багаж. И незадолго до захода солнца охотники подъедут на своих собачьих упряжках и заберут нас вместе с багажом в становище. Там мы и заночуем. А общий старт будет завтра.
— А зачем нам туда сегодня выдвигаться? — поинтересовалась Нтанда.
— Ты забыла, что у нас сегодня вечером камлание на удачу и прочие церемониальные мероприятия? — он удивлённо вскинул брови, — да у тебя память, действительно, девичья, как я погляжу.
— Пап, ну чего ты издеваешься то? — тут же последовала защитная реакция — губки слегка надулись, — я ещё ведь и не проснулась толком.
— Ну так просыпайся уже, — благодушно произнёс Афолабе, — времени у нас не так много, а дел — выше головы, Вот, ты займись упаковкой всего необходимого, список у тебя должен быть, мы его позавчера с тобой составляли. И, это, лыжи не забудь взять. Четыре пары с универсальными креплениями. А я пойду, скажу охране нашей, что бы завтра с утра выдвигались в становище олча.
— А сколько охраны будет? Их же у нас там четыре человека предполагалось. Боюсь, что все мы на двух собачьих упряжках и не уедем.
— Возьмем двоих, Изока и Мози, — сказал Афолабе, посмотрел на дочь, — ну что, начнём?
— Да, ответила Нтанда. И предстартовая суета началась.
День прошёл в хлопотах. Наконец подъехали охотники, те, что были с утра. На их нарты было погружено оружие и боеприпасы, которые пойдут в уплату и охотникам, и шаману, а так же имущество, которое понадобится в путешествии на север. Минут через двадцать Нтанда и её отец были уже в становище олча, а ещё через пятнадцать минут шаман пригласил их в ту же ярангу, где велись переговоры.
В яранге, помимо Нтанды, Афолабе и шамана была еще молоденькая девушка-олча. В очаге горел огонь, дрова весело потрескивали и разбрасывали искры в полумраке чоттагына. Рядом с очагом стояла медная жаровня, большая плошка, заполненная какой-то тёмной жидкостью и ещё какая-то посуда, содержавшая, по-видимому, необходимые для проведения обряда ингредиенты. Чуть в глубине стоял деревянный истукан, изображавший голого по пояс, пузатенького, улыбающегося во весь свой немаленький рот, дядьку на коротких ножках и с развесистыми ушами.
Шаман приступил к вводному инструктажу приглашённых, то есть Афолабе и Нтанды.
— Оленя мы в жертву принесли уже. Духи приняли жертву, — довольным голосом возвестил шаман, — олень быстро умер. Хорошо умер. Хорошо упал.
— А что нам делать сейчас? — поинтересовалась Нтанда.
— Ничего не надо. Сидите. Я сам с духами говорить буду, — произнося эти слова, шаман поставил на огонь жаровню и бросил на неё горсть сушёной травяной смеси. Над жаровней взвился голубоватый дымок и в воздухе разлился терпкий, с ягодными нотками и явной кислинкой, дым. Помощница шамана в это время разливала по маленьким чашечкам какой-то мутный отвар темно-оранжевого цвета из жестяного закопченного чайника. Затем она передала чашки Нтанде, Афолабе и шаману.
— Пейте, однако, чего смотреть то? — скомандовал шаман.
Нтанда отпила немного. На вкус отвар был, как мёд с перцем, были и ещё какие- то составляющие, но пряный привкус и сладость мёда явно преобладали.
Отвар был, как оказалось, не такой уж и горячий, а потому выпили его быстро. Шаман бросил ещё одну горсть трав на жаровню. На этот раз вкус дыма был другим, горько-полынным с нотками хвои. Шаман отставил уже раскалившуюся жаровню от очага в сторону, вглубь помещения. Его ассистентка начала что-то напевать себе под нос, постукивая в свой бубен. Дымились травы на жаровне и голова у Нтанды начала медленно кружиться. Она обратила внимание на то, что отец начал потихонечку раскачиваться в такт звукам, издаваемым бубном девушки-олча. Глаза его были полуприкрыты. Шаман же выглядел бодрячком. Мастерство не пропьёшь. Он взял ту самую большую плошку с тёмной жидкостью, окунул туда свой, не особенно чистый, палец и провел им по лбу и щекам Нтанды, которую, как это ни странно подобная бесцеремонность ни капельки не возмутила. Чувствовала она себя легко-легко. В голове было пусто. Лишь звуки бубна отдавались в ушах.
Полосы тёмной жидкости украсили лица всех присутствующих. Шаман взял в свободную руку свой бубен и выплеснул из плошки, которую он продолжал держать во второй руке, все содержимое в очаг. Угли зашипели, и стали быстро тускнеть. К запахам трав прибавился запах жжёной крови жертвенного оленя, которая и была в этой самой плошке. Плошку шаман отбросил. Свет, исходивший от гаснущих в очаге углей, становился всё слабее. Тынэвири ударил в бубен и издал низкий, протяжный, вибрирующий горловой звук. Как будто перекликаясь с ним, высоким звонким голосом что-то пропела-прокричала его ассистентка. И под звуки двух бубнов, сплетавшихся в один монотонный, первобытный ритмический рисунок шаман продолжил свою гипнотическую рычащую песню на непонятном древнем языке. Его ассистентка ритмически вскрикивала, постепенно разгоняя темп. Шаман тоже успевал и ритмически ухать, и издавать вибрирующие горловые звуки, и вдохновенно бить в бубен. Все эти звуки сливались, расходились в стороны и опять сходились, плясали, плавились и трансформировались в нечто невообразимое. Нтанда вдруг поймала себя на том, что она ясно слышит, помимо потусторонней песни шамана, мечущейся в замкнутом пространстве яранги, шум ветра, волчий вой, крики чаек, шелест листьев, шуршание и шипение морской волны, облизывающей галечный пляж… Слышит скрипучие, пугающие голоса потусторонних сущностей, витающих вокруг в темноте.
А потом она, взмахнув руками, будто крыльями, взлетела. Внизу проносилась снежная поверхность ледяного поля, кое-где украшенная причудливыми торосами, в полыньях стыло блестела чёрная вода. Потом под ней проносилась тундра с конусами игрушечных чумов и пасущимися внизу стадами крохотных оленей. У неё перехватывало дыхание от восторга и упоения скоростью и высотой. От набегающего ветра слезились глаза…
— Однако хватит, — как сквозь вату, донёсся до неё голос Тынэвири, — хорошо всё. Помогут духи вам. Но вы и сами не плошайте. Духи тому помогут, кто сам себе
