Обер-лейтенант строго взглянул на обер-ефрейтора. Лицо мертвого показалось ему красивым и одухотворенным. “Интересно, как я буду выглядеть в таком случае?” — мелькнула мысль у Шварца, и он торопливо приказал:
— Вынести на двор, накрыть шинелями. Шварц вернулся в кабинет.
“Будут неприятности от начальства, — думал он, шагая из угла в угол. — Какая оплошность — обер-ефрейтор и солдат. Будь моя рота в полном составе, такие потери не казались бы большими. Но солдат мало. Вся ответственность на мне. Фу, как не повезло. Сейчас вся надежда на те сведения, какие можно будет* выжать из молодого партизана. Уж я — то постараюсь выжать из него все, что он знает”.
Результаты обыска очень обнадежили обер-лейтенанта. Паренек был одет тепло и искусно. Облезлая заячья шапка имела подкладку из лисьего меха. Под стареньким ватником оказался жилет из кроличьих шкурок. В сапоги были вложены овчинные стельки. Обмундирование паренька дополняло вязаное шерстяное белье, две пары толстых шерстяных носков и меховые, обшитые стареньким ситчиком рукавицы.
“Свободно мог ночевать где-нибудь, зарывшись в копну или скирду соломы”, — решил офицер. Эту догадку подтвердили несколько соломинок и колосок ржи, найденные в сапогах у подростка.
— Какая солома в скирде? — рассматривая колосок, спросил Шварц у Сокуренко.
— Ржаная.
— Чудесно! — Офицер осторожно положил колосок на край стола и осмотрел мешок. Мешок был сшит из белого рядна, и вверху его пересекала тоненькая голубая полоска, В мешке находилась ячменная мука.
— Вот что интересно, — морща свой маленький лоб, сказал вдруг Сокуренко. — По-моему, его мешок точь в точь похож на мешок того хлопца, что выходил из села. Даже вот эта полоска.
— Вы хорошо это заметили? — встрепенулся Шварц и остро посмотрел на начальника полиции: — Полоску?
— Да, кажется, была и полоска. Точно не скажу. По-моему, была и полоска…
— “По-моему!” — вскипел Шварц. — Вы никогда ничего точно не знаете, Сокуренко. Феноменально! Поразительная бестолковость. Учтите, я бы вас не только в полицейские, но и в дворники не принял бы.
Лицо Сокуренко потемнело от обиды. Сердито сопя маленьким носиком, он смотрел на носки своих сапог.
— Ну, хорошо… — смягчился Шварц. — Больше ничего не найдено?
Сокуренко подал небольшую помятую фотографию.
— Была зашита в куртке, на груди с левой стороны.
На фотографии была снята молодая девушка, в белой кофточке и с белым бантом в волосах. Тяжелая большая коса была перекинута на грудь, губы строго сжаты, в красивых умных глазах таилась добрая, чуть печальная улыбка. “Васе Ковалю на память о нашей большой дружбе. Помни “Песню о Соколе”… Нина В. 15.VII.41 г.”, — прочел Шварц на обороте надпись, сделанную четким, красивым девичьим почерком.
— Прекрасно! — не скрывая радости, офицер одобрительно хлопнул по плечу начальника полиции. — Вот что значит любовь: молодой человек оставил все документы в отряде, но фотографию любимой сохранил возле сердца. Итак, мы знаем имя и фамилию партизана. Кстати… — приложив указательный палец к носу и скосив глаза, обер-лейтенант вдруг замер, как легавая собака в “стойке”. — Коваль, Коваль… Эта фамилия ничего не говорит вам, господин Сокуренко?
Начальник полиции пожал плечами.
Шварц сорвался с места, открыл ящик стола, вынул оттуда лист бумаги и пробежал по нему глазами. Гитлеровцы не имели точных сведений о том, кто скрывается под кличкой командира партизанского отряда “Учитель”. Однако был составлен список нескольких педагогов, ушедших в партизанские отряды. Среди других фамилий Шварц нашел в списке Коваля Ивана Петровича. В примечании говорилось — член партии, за участие в войне против белофиннов награжден орденом Красного Знамени, охотник-спортсмен.
— Как вы проводили обыск? — с внезапным беспокойством спросил обер-лейтенант.
— Обыкновенно…
— И он видел, что вы нашли фотографию?
— Видел. Только глазом своим блеснул…
Обер-лейтенант стиснул зубы и застонал.
— Вы кретин, Сокуренко, — сказал он, снижая голос до шепота. — Болван! Дубина! Вы мне испортили все дело. Вам ничего нельзя поручить.
Сморщив, точно от боли, лицо, Шварц сокрушенно покачал головой и продолжал злым шепотом.
— Вы даже не понимаете, что вы наделали. Девяносто шансов против десяти за то, что в наших руках сын командира партизанского отряда. Родной сын! Как вам это нравится?
Сокуренко молчал, пораженный таким предположением. Офицер забегал по комнате.
— Но он подготовлен! Благодаря вашей глупости. Я не могу его ошарашить. Вы вырвали главный козырь из моих рук. Ему уже известно, что мы знаем его фамилию. Он не такой дурак, как вы, и знает, как себя вести на допросе. — Шварц остановился, вспомнив что-то. — Кто написал эту “Песню о Соколе”? Ну, конечно, вы не знаете. Вы, как всегда, ничего не знаете.
Подойдя к шкафу, обер-лейтенант вывалил на стол пачку книг (остаток школьной библиотеки) и начал торопливо просматривать оглавления. Начальник полиции не знал, зачем Шварцу потребовалась какая-то песня. Он пропустил также мимо ушей все оскорбительные замечания офицера и, торжествуя, думал только о том, что если немец не ошибся, то никто другой, а именно он, Сокуренко, захватил в плен сына командира партизанского отряда.
Обер-лейтенант уже нашел в подвернувшемся под руки томике Горького “Песню о Соколе” и углубился в чтение. И, странно, с первых же строк у него родилось чувство неясного страха. Как будто бы он читал чужую прекрасную молитву, нет, не молитву, а гимн, каждое слово которого говорило о беспримерном светлом мужестве и было убийственным для врага. Он прочитал до конца и, стараясь поскорее отделаться от неприятного чувства, отбросил книгу. “Ловко написанная белиберда, сентиментальная чушь. К делу отношения не имеет”, — решил Шварц и приказал:
— Приведите его. Не бить! Обращение вежливое,
Ожидая арестованного, обер-лейтенант убрал книгу в шкаф, сбросил с себя меховой жилет, поправил расческой волосы и уселся на краешке стола лицом к двери. На его лице застыла напряженно-равнодушная, чуть насмешливая улыбка.
Сокуренко и солдат ввели паренька. Он был босой, в суконных брюках, нижней сорочке с надорванным рукавом. Правый глаз закрывал вздувшийся лиловый синяк.
— Ага! Вот он какой, — небрежно рассматривая приведенного, сказал Шварц и притворно удивился. — А кто это его так разукрасил?
— Полицай Шило прикладом, — пояснил Сокуренко. — Пришлось стукнуть…
— Ничего, это бывает, — кивнул головой офицер. — Как звать?
