– Вы тогда допустили оплошность, Клавдия Владимировна. Когда рассказываете на уроках о местной фауне, надо быть осмотрительнее.
– Да кто мог подумать?! – Клавдия Владимировна походила на растерянную школьницу.
– Дети… У них все так… Сейчас только и разговоров, что об этих змеях. На днях, кстати, их заберут. Я уже договорился.
– А может, все-таки оставить?
– Ни в коем случае. Мало ли что может быть…
– Да ничего не может быть. Они в вольере. Клетки с двойными сетками. Возле них постоянно дежурят старшеклассники.
– Да еще кобру собирались привезти. Я запретил.
– Так и секция змееловов распадется.
– Да я уж и сам не рад, что затеял все это. Пусть занимаются теорией. Пока… А дальше видно будет. Но держать здесь таких змей я запрещаю.
Игорь разыскал Соньку в библиотеке.
– Так и знал, что ты тут. И не знаешь, что в интернат привезли змей – гремучую и гюрзу.
– Ну и что?
– Сонька! Все! Решил – буду змееловом. Записался в секцию.
– Уже? А если цапнет?
– Не цапнет. Понимаешь, чтобы отлавливать змей, надо обладать хладнокровием…
– А мне жалко змей, – перебила его Сонька. – И за змееловов страшно. Не за болтунов, а за настоящих змееловов, конечно. Они ведь, бывает, погибают. И чаще всего от гюрзы. Я один раз видела ее… Удирала со всех ног.
– Может, удавчик был…
– Как же, удавчик! В нашем зоопарке есть удавчик. Все мы его знаем, и ужей знаем, и гадюк. А это гюрза – огромная, серая. Страшная. Я боюсь змей.
– А я нисколько! Змею надо только успеть схватить возле головы, чтобы она не укусила. И все…
Библиотекарь насмешливо покосился на Игоря:
– Вот именно – только и дела-то – схватить змею голыми руками… Меня, помню, укусила змея, когда еще здесь был пустырь и только начинали стройку. Мы ведь здесь с первого дня вместе с Иваном Антоновичем. Начинали киркой да лопатой. Не хватало строителей, всего не хватало. Трудно было строить…
– А как же змея? – нетерпеливо спросил Игорь.
– Змея? Обыкновенно. Я собирал саксаул для костра и не заметил ее. А она впилась зубами да так и повисла на руке… Иван Антонович тогда сам отвез меня в порт в больницу. И сыворотки у нас тут не было… Теперь мы празднуем десятилетие интерната. Даже не верится, что тут когда-то рос один саксаул…
К празднику библиотекарь отдавал в химчистку свою старую вельветовую курточку. Его заставили срезать с нее все пуговицы, и теперь он ходил, понятно, без пуговиц. В библиотеке он тоже навел кое-какой порядок, но уже не мог найти нужных книг. Ворча, торопливо метался от полки к полке и растерянно разводил руками.
– Ничего не могу найти, – говорил он. – Порядок, в сущности, ведь тоже вещь относительная, не так ли?
Библиотекарь любил ставить риторические вопросы и сам отвечал на них. Слушателей у него, правда, как правило, не случалось, так – один-два первоклассника. Старшеклассники же всегда спешили, им просто некогда было вникать в пространные рассуждения старика.
– Что есть книга? – часто спрашивал он, поднимая вверх испачканный чернилами, как у школьника, палец и отвечал: – Книга не просто источник знания. Нет. Книга – это…
Книжная суть представала каждый раз иной. Или:
– Что есть жизнь? – Он оглядывал стены, полки с книгами, смотрел в окно куда-то в даль полуденного моря, в синь ясного дня и произносил: – Жизнь – это прекрасно!
Старый, маленький, незаметный, он сливался со школьной библиотекой в нечто одно. Он неотделим был от книжных полок, так знаком и привычен, что, казалось, время над ним не властно.
– Десять лет – это много. Ведь столько детей вошло за эти годы в мир, – говорил старик. – И в то же время десять лет – это так мало! Рядом с детьми не ощущаешь бега времени.
Сонька слушала его, напряженно подняв брови – ее заинтересовал этот разговор. Она задумалась о том, что от чего зависит, время ли от наших ощущений, или, напротив, наши ощущения определяются временем. Второе ей было понятно, а суть первого как-то ускользала.
– Время должно где-то заводиться, – сказала она, – как мы заводим часы. Наверно, это устройство вроде обыкновенных ходиков с гирями, только гири попеременке тянут сперва в одну сторону, потом в другую.
– Ты думаешь, время движется в разные стороны? – спросил библиотекарь.
– Конечно. Только нам это незаметно. Вот если бы мы жили долго-долго, дольше, чем горят звезды…
– Да ты действительно философ! – улыбнулся старик. – Видно, что-то в сегодняшней жизни само собой наталкивает детей на размышления о времени. У меня тут есть одна книжечка… – Он пошел к полкам и сразу недовольно заворчал: – Вот навел порядок, и уж ничего не найдешь. То, что для одного порядок, для другого – хаос. – Однако он нашел, что искал, – книжку о самозаводящейся вселенной.
Сонька сунула ее под мышку и побежала в столовую. Там вкусно пахло печеным и жареным. Возле поварих вертелись Марина Колобкова и Рыжик, клянчили ватрушки. Кроме этих двух сладкоежек в столовой не было ни души.
– Ой, Сонька, что пекут на вечер! – сказала Марина, отщипывая ей кусочек ватрушки.
Сонька попробовала ватрушку, еще горячую, ароматную.
И вдруг они услышали шум летящего вертолета. Шум постепенно перешел в оглушительный грохот. Все кинулись к окнам.
* * *
Шефы прилетели на вертолете. В парадной форме, подтянутые, неторопливые, окруженные толпами детворы, осматривали они интернат.
Впереди группы летчиков шли подполковник Исаев и Иван Антонович. Дежурные распахнули перед ними легкую калитку ботанического сада. Табличка – «Земляной миндаль». Крохотные деревца с пояснительными надписями – «Пробковый дуб», «Эвкалипт», «Магнолия» – ровными рядами тянулись вдоль дождевальных установок, осыпавших их водяной пылью.
Летчики осматривали и крохотные экзотические растения, и крупные с широкими кронами яблони.
– Такое впечатление, будто сад ваш старше поселка, – сказал Исаев.
– Дело в том, что это действительно так. Пока шло строительство, я сам сажал деревья, привозил их на машинах вместе со стройматериалами. А ботанический сад закладывали сами дети под руководством преподавателя биологии.
Они свернули по узкой дорожке к интернатскому зоопарку.
– Фауна у нас в основном местная – черепахи, ящерицы, змеи.
– Змеи? – переспросил Исаев. – Здесь?
– Да, – Иван Антонович показал на сетчатый вольер.
Исаев сразу увидел клетки со змеями.
– О, и гремучая!
– Гремучая, – хмуро кивнул Иван Антонович. – А вот и гюрза.
Они остановились, разглядывая гюрзу. Крупная каменно-серая змея была чем-то раздражена; когда к клетке приблизились Исаев и Иван Антонович, гюрза подняла и угрожающе откинула назад голову, появлялся и мгновенно исчезал ее раздвоенный язык.
