— А! Понятно! — Нэфри засмеялась, и Ноиро не без удовольствия отметил, что смех у нее заразительный, как у сестренки, Веги. — Вот все новички первым делом спрашивают, кто это играет и поет! Река течет с горы. В некоторых местах она падает с камней, под которыми находятся маленькие пещерки. Вероятно, в каком-то месте пустоты создают таких вот акустических призраков.
И ничего у нее нос не запятая. Это все виноваты были те страшнющие очки. Прямой востренький носик. Задорный, под стать глазам. И яркие губы все время улыбаются, блестят, приоткрывая ровные зубки. Кожа ровная, загорелая, легкий-легкий пушок на щеках. Прехорошенькая молодая девушка, между прочим! Только зачем одеваться, как пугало? Как говорится, даже если ты студент-археолог, твоя жизнь еще не кончена.
— Нэфри, у вас нет сестры?
Она тут же насторожилась:
— Нет. А в чем дело?
— Вы когда фамилию назвали, я вспомнил, что у нас в журнале работает Пепти Иссет. Может быть, вы с нею родственницы?
Улыбка вернулась на ее лицо:
— Нет, среди моих родственников такой точно нет! Ноиро есть, двоюродный дядя, но он уже старый. А Пепти нет. Смешное имя. Вот тут хорошее место, — она остановилась на небольшой полянке у самого берега, намеченного узкой песчаной полосой вдоль кромки мутной реки. — Здесь и течение не такое быстрое, и в воде меньше ила. Но пить ее все равно не советую: до Франтира далеко, а дизентерия тут явление нередкое.
Ноиро внимательно осмотрел песок и только после этого рискнул положить на него вещи. Он ждал, что Нэфри уйдет, но она стояла и наблюдала за ним. Журналист почувствовал неловкость — ну, не привык он бриться в присутствии женщин, тем более, посторонних! — и, чтобы освоиться, а заодно подначить ее, спросил:
— Вы во всем такая эрудированная, Нэфри? Или только в отношении Рельвадо?
Она чуть склонила голову к плечу:
— Что?
«Н-де…», — подумал Ноиро и продолжать не стал.
Когда он вынырнул у противоположного, более крутого берега, Нэфри уже не было. Пожалуй, Матиус прав: людей со слабо выраженным чувством юмора действительно стоит опасаться и обходить десятой дорогой…
Деревня дикарей — археологи называли их племенем Птичников за непременный атрибут, перышки, которые те вплетали в волосы или нашивали на одежду, — находилась недалеко от базы исследователей, всего в паре тысяч кемов.
Их дома были в точности такими же, как временные пристанища ученых — сложенными из черных камней пирамидками на фундаменте из камней-менгиров. Все они лепились вокруг центра — самого большого в поселении домена, окруженного площадью с костром посередине. За костром постоянно следили меняющиеся караулы воинов-копьеносцев. Улочки между постройками казались узехонькими, но детям для игр им хватало, да и взрослые могли разминуться без труда.
Обойдя деревню вокруг, Ноиро нигде не увидел ничего похожего на культурные насаждения. Земледелием племя не занималось: в мире, где царит вечное лето, вспахивание земли было бы надругательством над нею.
Здешние дикари не только знали чужеземцев — они даже немного разговаривали на нескольких языках мира и поглядывали на визитеров с видом деловой заинтересованности. Огонек корысти в глазах смуглых полунагих человечков огорчил журналиста. Туземцы были грубо и безнадежно развращены цивилизованными приезжими. Они не хотели даже разговаривать, пока не убеждались, что гость даст им за это какую-нибудь побрякушку. Недаром Гэгэус посоветовал запастись целой кучей разных значков, заколок с перышками, бижутерией и прочим хламом — и даже выделил на это дополнительные средства!
— Значуки! Значуки! — переговаривались аборигены, рассматривая подарки. — Значуки нада!
Ноиро ощутил, как уходит, сменяясь мрачной обреченностью, последняя надежда на хорошую статью. Здесь не осталось живого места, все затоптали. Как говорит Веги, «позорная попсня».
Может быть, попробовать пройти в глубь сельвы и поискать другие племена? Правда, Лад строго-настрого запретил уходить далеко от базы, подтвердив слова Матиуса о враждебном настрое некоторых местных.
— Не хотелось бы везти кого-то домой в виде жаркого, — угрюмо предупредил он, ни к кому, на первый взгляд, не обращаясь, но намек поняли все, в том числе адресат.
Скорее всего, Гэгэус похлопотал, чтобы за сотрудником присмотрели и в случае чего дали дельный совет.
Ноиро тоскливо смотрел на двух рахитичных подростков, которые, не поделив бижутерию, отвешивали друг другу обидные тумаки, когда в северной части деревушки поднялась суета. Многие тотчас побежали туда, позабыв о белом туристе, да и сам Ноиро, недолго думая, направился вслед за ними.
У центрального домена собралось все племя. Несколько воинов, разрисованных татуировкой с головы до пят, тащили окровавленные носилки и, когда из жилища вышел вождь, опустили их неподалеку от костра. Вождь был еще молодым, лет тридцати пяти, не старше, статным и хорошо сложенным, но чуть деформированной правой ногой. Он взглянул на раненого и повернулся к копьеносцам. Ноиро на всякий случай отступил в кусты, досадуя, что нельзя подойти поближе и разглядеть получше.
Выслушав главного, копьеносцы поклонились. Из толпы выдвинулся худой черный старик, подошел к носилкам, осмотрел лежащего там и покачал головой. Тогда вождь кивнул воинам, и те, мигом подхватив носилки, умчались в сельву по утоптанной тропе — единственной широкой дороге, ведущей прочь из селения.
Ноиро хотел незаметно покинуть деревню и проследить за копьеносцами, но откуда ни возьмись перед ним выросли двое. А поскольку для кемлина все местные были на одно лицо, он поневоле отшатнулся, подумав, что это вернулись те, которые унесли раненого. Не произнеся ни звука, они скрестили копья, мрачным своим видом давая понять, что никто его на северную дорогу не пустит. Еще двое очутились у него за спиной. Журналист показал, что безоружен, но воины отступили от него только тогда, когда к ним приблизился вождь.
Теперь Ноиро мог рассмотреть его внимательнее. Тот лишь немного уступал в росте кемлину, а тело его было слеплено с той удивительной гармонией, которая выдает породу у представителя любой расы. И лицо — мужественное, но не свирепое — вполне вписывалось в каноны красоты даже на взгляд белокожего и светловолосого жителя Кийара.
— Я Араго, — сказал вождь по-кемлински, с сильным акцентом. — Ты чужой. Уйди к своим.
— Но, может, я помогу вашему соплеменнику? У меня с собой есть медикаменты… а на базе у нас врач…
