— Эту мегеру, — прорычал Пол злобно. Ларри видел только нахмуренное лицо друга, бледным пятном выступавшее из темноты.
— Ладно, я пошутил, старина! А о поисках своих не волнуйся… Мы достанем подходящего информатора, обещаю.
Французы тем временем собрались уходить, и вскоре на площади все стихло.
— Подумать только, — проворчал Пол, — ни одной весточки за все семь лет… А ведь мы так дружили…
Ларри задумчиво смотрел на утопавшую в тумане набережную.
— Когда-нибудь я все тебе расскажу, — глухо произнес он.
30 ноября
— Минутку, — сказал Ларри, заглянув в записную книжку в коленкоровом переплете. — Вот послушайте, Мерфи. Это выписки из дневника Мэри Шелли, которые я сделал в Оксфорде: дамы (его супруга и свояченица) и все домочадцы приехали первого декабря тысяча восемьсот восемнадцатого, на два дня позже. Почему они приехали позже? Загадка.
— Сто двадцать пять лет прошло, — равнодушно заметил молодой сержант. — Это очень много, и теперь на такого рода вопросы найти ответ трудно. Скорее всего он приехал раньше, чтобы подготовить дом.
— Это на него совсем не похоже! Он мог бы послать Фоджи, свою правую руку, того самого Фоджи, который потом шантажировал его таинственным младенцем, о котором я вам говорил. Кем вы были до войны, Мерфи?
— Судебным исполнителем в Абердине, сэр.
— Надеюсь, вы прочтете Шелли, когда вернетесь домой.
Сержант покачал головой:
— Вряд ли! Я никогда его не читал и не собираюсь этого делать, хотя и любуюсь каждое утро его портретом на вашем письменном столе.
— Все имеет свое начало, Мерфи! К тому же вы, наверное, единственный школьник Соединенного Королевства, который не знает наизусть «Оду к западному ветру». «О, буйный ветер запада осенний!..»34 Это вам ни о чем не говорит?
— Нет, сэр.
— Невероятно! — потрясенно воскликнул Ларри.
— Зато я знаю, что такое настоящий западный ветер, — ответил сержант. — Там, где я живу, ветер с гор просто сбивает с ног. Почти как сегодня утром.
— Когда Шелли здесь жил, было как раз очень тепло, — заметил Ларри, глядя на верхушки сосен, раскачивавшиеся под напором ливня. — Мэри пишет в дневнике, что не было нужды топить. Видите ли, Мерфи, выяснение таких деталей приносит удовлетворение и радость биографам, и именно по ним можно судить о качестве самой биографии. Я до сих пор помню запах воска под готическими сводами Бодлианской библиотеки, где я читал рукопись…
— Из-за вас у меня сейчас начнется приступ ностальгии!
— Выйдя из библиотеки, я шел к Одри, которая работала тогда в книжном магазине на улице Святого Михаила…
— Простите, сэр?
Ларри вздрогнул.
— Я разговаривал сам с собой, сержант? — спросил он, очнувшись.
— Боюсь, что так, — ответил Мерфи и доверительно добавил: — Забавно, но моя подружка тоже работала продавщицей, чтобы оплатить учебу в Эдинбургском университете.
Мужчины обменялись взглядами и улыбнулись.
— Не знаю, стану ли я когда-нибудь читать поэмы Шелли, но обязательно прочту вашу книгу, господин лейтенант, она напомнит мне о славных деньках в палаццо Сатриано, — сказал молодой сержант и заметил: — А ведь вы, думается мне, живете между двух веков, ну так, как говорят — сидеть между двух стульев.
— Пожалуй, что так, но выяснять, была ли у Шелли связь с Клер Клермон, сводной сестрой его жены и любовницей Байрона, мне гораздо интереснее, чем ловить бродяг в Форчелла или читать доносы, приходящие с каждой почтой.
Мерфи посмотрел на портрет:
— Такой молодой, а уже изменял жене?
— И не один раз. Я уверен, хотя и не нашел никаких подтверждающих это документов, что в то же самое время у него была связь и с гувернанткой Мэри, швейцаркой Элизой Фоджи, которая заставила его так страдать. Кстати сказать, Мэри была второй женой Шелли. Его первая жена Гарриет покончила с собой, когда он сбежал с Мэри. Видите, как с ним все непросто!
Мерфи осуждающе покачал головой.
— Великовата плата за стишки, — прошептал он, — пусть даже теперь школьники и учат их наизусть…
— Поэмы, написанные в Неаполе, особенно хороши, хотя и пронизаны отчаянием. «Я болен грустью», — пишет Шелли и…
— Не надо быть великим поэтом, чтобы сочинить такое, — прервал Ларри сержант. — Даже я мог бы так написать. По вечерам в Абердине, когда четыре дня из трех льет дождь…
— Он жил не в Абердине, а напротив Сорренто и Капри! Погода стояла великолепная, рядом были две, а может, и три любимые женщины! Все вместе они только что побывали в Помпеях, на Везувии и на могиле Вергилия. И вдруг он впадает в совершенно необъяснимую меланхолию…
Мерфи пожал плечами:
— Болезни богатых, сэр. Я думаю…
Застрекотал телефонный аппарат внутренней связи.
— Должно быть, Хокинс, давненько мы его не слышали, — проворчал Ларри и снял трубку. — Лейтенант Хьюит, Триста одиннадцатый отдел.
— Так вы, наконец, появились! Не очень-то торопитесь на службу, а? — услышал он.
Ларри подмигнул выходившему из кабинета сержанту.
— Я здесь с самого утра, майор.
— Над каким делом вы сейчас работаете?
— Над делом ди Маджио. На него много доносов: торговля контрабандным пенициллином по тысяче лир за ампулу. Обнаружили лабораторию на Виа Серсале, и я собирался…
— В Форчелла, да? Оставьте, — приказал майор Хокинс. — Это самый опасный район города. А я не хочу терять никого из сотрудников, даже вас.
— Вы слишком любезны, майор.
— Кажется, в этом месяце там пропал танк. Только масляное пятно в темном дворе и осталось.
— Так точно, и эту историю рассказал вам я. Виа Форчелла — это сердце zona di camorra35, и должен вам признаться, у нас нет средств для налаживания каналов получения информации. Я пользуюсь случаем и довожу до вашего сведения, что до тех пор, пока у нас не появятся осведомители среди гражданского населения, мы не будем знать, что происходит в городе. Все подразделения союзников ищут связь с жителями, а мы в контрразведке немного отстали.
— Ну так налаживайте и вы, клянусь Юпитером! Ищите осведомителей, как тайная полиция!
— Так не на что, майор. Деньги — это нервы войны, а какой стоящий агент согласится работать за фунт в месяц?
— Немного фантазии, старина, какого черта! Вы прекрасно знаете, что касса пуста. Делайте как американцы. У них всегда под рукой компрометирующие документы, чтобы держать на крючке особо подозрительных…
— Вы сами говорили, что не следует использовать людские пороки, — возразил Ларри. — А из законченных мерзавцев далеко не всегда получаются хорошие осведомители… Алло?
