На базе при виде нас — радостный переполох. Они уже начали о нас тревожиться. Лошадь привела всех в восторг, особенно Бехлера. На радостях он насыпал ей целый килограмм овсяной крупы. Кудесник с радости на всех лаял и успокоился, только когда я взял его на руки. Мама смеется и целует меня много-много раз. На папу она как будто сердится, впрочем, мне это, наверное, показалось. А Женя говорит, что мы приехали как раз кстати: с папой будет сегодня говорить Москва.
Глава седьмая
ДОБРЫЕ ВЕСТИ
Разговор с Москвой состоялся в тот же день и принес неожиданно так много добрых вестей, что у всех членов экспедиции голова пошла кругом. При разговоре я не присутствовал, меня не пустили в палатку для радиоаппаратуры и геофизических приборов, где и без меня было тесно.
Там было все заставлено, как на складе, и всегда что-то гудело, хрипело, жужжало. Часть приборов стояла прямо в нашей палатке, где мы спали и ели, и это ни в коем случае не полагалось. А зимой для этих приборов требовалась ровная температура, чего почти невозможно было добиться в палатке с железной печью.
Отец хлопотал о разборном домике, сердился и слал по азбуке Морзе депеши в Москву и в Магадан. Не о наших удобствах думал он, хотя впереди была суровая и долгая полярная ночь, — ему хотелось охватить как можно более широкий круг наблюдений и исследований, а не хватало ни людей, ни приборов. Вот почему отец так часто злился и выдвигал вперед нижнюю челюсть. Он видел, что каждый из нас работал за четверых, и ему было обидно за людей. У нас, например, не было радиста. Хорошо, что Женя был отлично знаком с радиотехникой. Не было повара. Бехлер так готовил, что отбивал весь аппетит. Моя стряпня всем казалась однообразной. Селиверстов готовил очень хорошо, но он был нужен как ботаник и зоолог. (Оказалось, что он замечательный препаратор.)
Исследованиям на плато отец придавал исключительно большое значение. Он не знал лучшего места на земном шаре, как Арктика, для ответов на свои давно назревшие теоретические вопросы. Плато было для него Лабораторией с большой буквы, где он мог одновременно изучать магнитные бури, полярные сияния, ионосферные возмущения, космические лучи, земные токи и солнечную радиацию. Край Большой Медведицы, как называл отец Арктику, — это бесконечное пространство, на котором сама природа ставит опыты; надо их только поймать и зарегистрировать. Отца увлекали процессы планетарного масштаба. (Как и Женю Казакова — лучшего помощника, ученика и друга отца.)
Планета Земля имеет столь мощный магнитный заслон, что космические лучи и частицы высоких энергий, летящие от Солнца, легче всего могут пробить этот заслон в околополюсном пространстве. Магнитное поле Земли как бы сортирует поток космических частиц, отклоняя их к «макушке Земли», где этот заслон слабее. И все наблюдения высших слоев атмосферы, исследования по метеорологии, аэрологии, гляциологии, наблюдения за атмосферным электричеством, распространением радиоволн доступнее познать именно на Севере.
Научные наблюдения последних лет установили существенные особенности геомагнитного поля высоких широт. Наблюдения, произведенные Черкасовым и Михаилом Михайловичем Казаковым еще во время первой экспедиции на плато, как и последующие наблюдения Черкасова в других высокоширотных экспедициях, установили несомненно сильнейшую магнитную аномалию, протянувшуюся узкой полосой на огромном расстоянии почти через весь Арктический бассейн. И на всем пути этой гигантской магнитной аномалии, центр которой проходил через плато, не было ни одной геофизической или магнитной обсерватории, ни одной исследовательской станции.
Вот почему так была необходима научная база на плато. К тому же были открыты в этом районе вулканические явления, так заинтересовавшие профессора Кучеринер, что заставили ее оставить кафедру, которую она возглавляла, и пуститься за отцом на Крайний Север.
Наблюдения Международного геофизического года, которые по особым сигналам: «Алерт» («Будь готов», «Внимание») — начинались через несколько дней по всему земному шару, должны были пройти стороной, намного западнее, минуя Северную магнитную аномалию.
Но… нам повезло! Когда отец говорил с Москвой, мы узнали новость.
Черкасову поручалась организация полярной геофизической станции на плато на время МГГ (Международного геофизического года). «Регулярные наблюдения в зоне Северной магнитной аномалии настолько жизненны, необходимость в них так велика, что полярная геофизическая станция останется, разумеется, и после МГГ, надолго останется», — сказал отцу известный ученый из Москвы.
Наблюдения должны вестись по единой программе Международного геофизического года. Но требовались кое-какие добавочные наблюдения по колебанию земной коры в Арктике и по изучению особенностей мерзлых отложений и подземных льдов. Необходимы данные о проникновении в высокие широты теплых воздушных масс из Тихого океана через Охотское и Берингово море.
Прощаясь, академик пошутил насчет какого-то сюрприза, «весьма, весьма приятного» для работников полярной станции.
Шумный у нас в этот день был ужин. Мы развели перед входом в палатку большой костер. Отец извлек из неприкосновенного запаса бутылку шампанского для женщин (меня включили в число женщин), а мужчинам поставили «Столичную». Все сели, по традиции геологов, у костра и чокнулись за геофизическую полярную станцию на плато. Ура! Ура! Ура! Они опьянели еще до того, как выпили, — просто от радости.
Отец сразу стал говорить на свою любимую тему — об отставании теории, и как необходимо ее подогнать, и какое значение для теории географии будет иметь Международный геофизический год.
Ангелина Ефимовна, выпив стакан шампанского, заявила, что вина у нас из рук вон плохие и что она предпочитает уж лучше водку. Выпив водки, профессор Кучеринер почему-то пришла в дурное настроение и начала задирать отца. Она безапелляционно заявила, что география, как наука, отживает свой век. Открывать-де на Земле больше нечего, разве какой-нибудь несчастный ледник, и география отныне нужна разве лишь школьникам.
Отец выдвинул вперед нижнюю челюсть, взревел и принял бой. Напрасно мама тихонько дергала его за рукав и убеждала «не спорить зря». Черкасов произнес уничтожающую речь, явно адресованную «тупицам и невеждам, которые даже не способны понять, что география на сегодняшний день самая величайшая из наук».
— Самая значительная на сегодняшний день — ядерная физика! — невозмутимо изрекла Ангелина Ефимовна.
— Ах, вот как? А затем?
