— Полезна она тебе, на пользу идет, — сказала Трясучкина.
Горбун возразил — наоборот, водка приносит ему большие страдания. Если бы он ее не пил...
— Помолчал бы, — оборвала его Матрена Силантьевна. — Бутылка от водки больше страдает, чем твоя утроба.
Вое рассмеялись, даже Варвара Карповна улыбнулась матери. Хихикнул и сам горбун.
Ожогину Варвара Карповна оказывала особые знаки внимания: подкладывала на его тарелку лучшие куски, заботилась, чтобы рюмка не оставалась пустой, томно заглядывала ему в глаза. Она была уже под хмельком и, напустив на себя грусть, жаловалась Никите Родионовичу, что сердце ее окончательно разбито одним подлецом, что ей очень тяжело.
— Вы не знаете, как хороша я была до войны, — говорила она, закатывая глаза.
Никита Родионович очень внимательно посмотрел на Варвару Карповну, но никаких следов ушедшей красоты не заметил.
— Как вам нравится эта мокрушка? — опросила вдруг Варвара Карповна и бесцеремонно положила руку на шею Никиты Родионовича.
Ожогин почувствовал, как ее пальцы теребят его правое ухо, и в смущении посмотрел на остальных. Он заметил, как Денис Макарович шепнул что-то на ухо Андрею и закусил нижнюю губу, сдерживая смешок. Андрей опустил улыбчивые глаза и с нарочитым усердием занялся куском рыбы.
«Вот попался», — подумал про себя Ожогин и смутился окончательно.
— Вы что же не отвечаете даме? — Варвара Карповна тихо ущипнула Никиту Родионовича.
— Я не пойму, о чем вы спрашиваете, — густо краснея, ответил Ожогин.
Денис Макарович отвернулся и закашлял в кулак. «Как в кино. Сцена из кинокомедии», — мелькнуло в голове Ожогина.
— Я спрашиваю про горбатого...
— Мне трудно судить — я вижу его впервые, — едва нашелся Никита Родионович. Есть он перестал.
Варвара Карповна сидела уже почти на его стуле и жарко дышала прямо в щеку Ожогина.
— Он мой жених. В мужья навязывается, а мне на него глядеть тошно. Вы представляете себе этого субчика в роли моего мужа? — громко вздыхая, говорила Варвара Карповна. — Он — мой хозяин, мой бог, он распоряжается мной, ласкает мое тело... бр-р-р, — и она вся передернулась.
— Может быть, мне лучше пересесть на другое место, не волновать вашего жениха? — пустил пробный шар Ожогин.
— Что вы?!
Ответ, несмотря на весь его лаконизм, и в особенности выразительный взгляд Варвары Карповны дали ясно понять Ожогину, что, во-первых, ни о каком браке с горбуном не может быть и речи и что, во-вторых, он должен оставаться на прежнем месте. Взгляд Варвары Карповны выражал уязвленную женскую гордость, упрек и мольбу одновременно.
К концу обеда Варвара Карповна сказала ему тихо:
— Мне нужен такой муж, как вы! — Она чмокнула его прямо в ухо, отчего в голове у него пошел неприятный перезвон.
«Коварные происки невесты», — как говорил позднее Денис Макарович, — не ускользнули от взора жениха. Горбун сверлил своими бегающими глазками Варвару Карповну и Ожогина.
— Ваше сердце, милый господин, покрылось плесенью, — бросила она горбуну.
Горбун скривился, точно проглотил хину, и отвернулся.
Из второй комнаты раздались звуки патефона. Матрена Силантьевна поставила какой-то немецкий вальс и, появившись в дверях, объявила, хлопнув в ладоши:
— А ну, гости, плясать!
— Пойдемте? — пригласила Варвара Карповна Никиту Родионовича, привстав со стула.
— Не танцую.
— Совсем?
— Совсем.
— Как жаль! Ну, ничего, — успокоила она Ожогина, — со временем я вас выучу. Приличный мужчина, — она улыбнулась, намекая на то, что считает Никиту Родионовича приличным мужчиной, — обязательно должен танцовать. Ах! Как танцует Родэ!..
— А кто это такой?
— Родэ? Вы не знаете?
Ожогин отрицательно покачал головой.
Варвара Карповна рассказала: Родэ — немец, в чине оберлейтенанта, следователь гестапо, пользующийся большим расположением начальника гестапо Гунке. Рассказала она и о том, что с приходом оккупантов была принята на годичные курсы немецкого языка и, окончив их, стала работать переводчицей гестапо.
— Гунке — замечательный человек, — отозвалась она о своем начальнике, — а вот Родэ... Родэ — это...
Опьяневший горбун вдруг расхохотался, услышав знакомую фамилию.
— А разве Родэ для вас не замечательный? — язвительно сказал он, продолжая смеяться.
Варвара Карповна зло взглянула на своего жениха и густо покраснела.
— Что вы этим хотите сказать? — резко спросила она.
— Этим? Об этом? — Горбун сделал паузу, и Ожогин, Грязнов, да и все остальные почувствовали, что неизбежен скандал. Но горбун спохватился: — Об этом я пока ничего не скажу, я окажу совершенно о другом. — Горбун погрозил пальцем и дружелюбно улыбнулся Ожогину. — Вы думаете, я вас не узнал? И вас тоже, — он сделал кивок в сторону Грязнова. — Обоих узнал, как вы только вошли. Господа! — обратился горбун ко всем. — Эти джентльмены предали меня. Да! Буквально-таки предали и отдали в руки гестаповцам. — У всех лица вытянулись. Все с недоумением и любопытством смотрели то на Ожогина и Грязнова, то на горбуна. А он продолжал: — Вот тогда мы и познакомились. Своя своих не познаша, как говорит древняя славянская пословица. А вы, конечно, были удивлены, встретив меня здесь? Думали, что я и вправду коммунист?
— Я даже и не подозревал, что это вы, — нашелся Ожогин.
— И я бы никогда не подумал, — добавил Грязнов, понявший тактику друга.
— Это возможно. Мне они так обработали физиономию, что, заглянув в зеркало, я сам испугался. Но я вас запомнил...
— В чем дело? Что произошло? — раздались голоса.
Горбун добросовестно рассказал обо всем, начиная с того, как получил инструктаж Гунке, как попал в дом, где жили Ожогин и Грязнов, затем в диван, и чем все кончилось.
— Молодцы! — одобрительно сказал Изволин, и все согласились с этим.
— Ничего не понимаю! Хоть убейте! — сказала Матрена Силантьевна.
Горбун махнул рукой. Не понимает, и не надо. Воспользовавшись тем, что Варвара Карповна вышла из комнаты, он подсел к Ожогину и тихо сказал:
— А ведь здорово получилось! — Он достал красивый, мягкой кожи портсигар, закурил и положил его на стол. — Но, не спохватись вы во-время и не притащи этого Юргенса, вы бы у Гунке не выкрутились. Ей-богу! Он не любит эсэсовцев, а те его. Они на ножах. И Юргенс бы вас не отбил. Нет, нет, уж поверьте мне, — он прижал руку к груди и закивал головой.
Никита Родионович взял положенный горбуном на стол портсигар. Его удивила эластичность кожи.
— Я понимаю, к чему тут дело клонится, — горбун кивнул головой в сторону.
— Вы о чем?
— О Варваре Карповне.
— А при чем здесь я?
Этого горбун не знает. Это не его дело. Он просто хочет по-дружески предупредить: кто будет близок с ней и добьется ее взаимности, тот может иметь большие неприятности от следователя гестапо Родэ. Это точно. Он бы давно женился на Варваре, но Родэ — серьезное препятствие. Его не обойти никак...
