Если бы я не слышала разговора на лестнице, я не поняла бы, о чём идёт речь, но сейчас я почувствовала и радость и гордость. Всё-таки хорошо сознавать, что не одинока на свете.
Стол, действительно, был накрыт, и Кира нас ожидала. Увидев господина Рамона, она поставила ещё один прибор.
Присутствие всегда подтянутого и сдержанного господина Рамона лишило ужин той непринуждённой весёлости, каким отличался обед, но зато придало беседе утончённость и поэзию. Хозяин интересно рассказывал о странах, в которых побывал, о людях, с которыми встречался. Для меня это было ново и увлекательно, немудрено, что я не отрывала от рассказчика восхищённых глаз. Но и привычный к подобным беседам Пат явно наслаждался, слушая брата. А он, говоря обычным, спокойным, но и удивительно гибким голосом, почти не меняя выражения лица и иногда улыбаясь нашим восторженным взглядам, одними лишь умелыми паузами, будто бы для того, чтобы попробовать то или иное блюдо, правильной расстановкой слов, подбором наиболее уместных для данного случая определений и выражений, добивался такого напряжённого внимания, что мы совсем забыли об ужине.
Наконец, закончив очередной рассказ, господин Рамон сказал, что больше не прибавит ни слова, потому что мы почти не притронулись к еде. А я была уже так очарована им, что мысленно поклялась сделать всё, что он потребует, а уж свою роль перед Камолом сыграть как можно лучше, независимо от того, захотят признать меня как родственницу или нет.
После ужина мы вернулись в кабинет, и хозяин попросил сыграть для него сцену встречи дяди и племянника, а то он не очень хорошо понял, кого Пат изображал, Камола или привидение. Мы сыграли, но, как видно, плохо, потому что наш строгий зритель от души смеялся.
Случайно взглянув на дверь, я увидела Галея. Господин Рамон тоже его заметил, и толстяк, поздоровавшись, вошёл. Посидеть в этом обществе ещё мне не удалось, потому что пришла Кира и увела меня в мою комнату.
Я думала, что не засну, но глаза мои закрылись очень быстро, и снились мне дальние страны, старинные битвы, привидения. Похищение благородных девиц разбойниками, но в каждом эпизоде моего сна присутствовал господин Рамон.
Позавтракали мы вдвоём с Кирой, а потом зашёл хозяин и объявил, что мы выезжаем через час. Кира собрала мои новые, неведомо откуда появившиеся вещи, уложила их в сумку и отнесла в карету. Я следила за её спокойными неторопливыми движениями и вдруг с неожиданной острой тоской осознала, что эта женщина впервые в моей сознательной жизни отнеслась ко мне с почти материнской заботой и лаской, а я, возможно, больше её не увижу. Мне было трудно скрывать навёртывающиеся на глаза слёзы, но, к счастью, Кира их не замечала. Она заботливо укутала меня для длинного путешествия, прижала к себе, поцеловала и отвела к карете. Господин Рамон указал на заднее сиденье, рядом с Патом, озабоченно и деловито укладывающим какие-то свёртки.
— Погода благоприятствует путешествию, — любезно заявил никем не замеченный Галей. — Хоть и холодно, однако сухо. Если хорошо одеться, то поездка покажется приятной, а у меня плащ даже чересчур тёплый.
Как ни умел господин Рамон владеть собой, но, услышав эти речи, нахмурился и довольно сухо спросил, не думает ли Галей ехать с нами.
— Ну, конечно же, Рамон! — жизнерадостно подтвердил тот.
Перспектива ехать в одной карете вместе с толстяком, который мне не нравился, была мне неприятна, и я надеялась, что господин Рамон отговорит его от путешествия.
— К чему вам терять время, Галей? — спросил господин Рамон. — Вы и без того из-за нас задержались. Вместо того, чтобы утомлять себя долгой дорогой, вы могли бы поехать к приятелю и весело провести время на охоте. Ваша помощь была неоценима, и мы вам весьма благодарны, но теперь надобность в ней отпала, и мы не вправе злоупотреблять вашей добротой.
— Не искушайте меня, Рамон! — воскликнул Галей. — Разве я смогу спокойно отдыхать, сознавая, что моим друзьям предстоит нелёгкое испытание? Кто знает, не смогу ли я ещё раз оказать вам поддержку и не окажется ли она решающей?
Хозяин явно хотел вежливо отклонить вмешательство Галея в наши дела и даже посмотрел на Киру, словно намереваясь сделать её четвёртым пассажиром в нашей четырёхместной карете, но ему помешал блат.
— Прекрасно придумано! — обрадовано закричал Пат, впихнув очередной свёрток. — Не знаю, как насчёт помощи в делах, но в еде она будет необходима. Боюсь, я захватил слишком много провизии.
Господину Рамону пришлось смириться с поражением, и я могу представить, какими эпитетами награждал он мысленно своего брата за вмешательство. Впрочем, он вполне любезно пригласил Галея сесть рядом с ним на переднее сиденье.
Наконец, мы отправились, трясясь и подпрыгивая на ухабах, и скоро оставили замок далеко позади. Как можно предположить, сперва мне было очень грустно и тревожно, но потом открывающиеся из окна виды отвлекли моё внимание от тяжёлых мыслей. К тому же, рядом возился неугомонный Пат, проверяя, достаточно ли надёжно он разложил многочисленные свёртки с провизией, что при его росте и комплекции было стеснительно для всех, сидящих в карете.
— Да успокоишься ты когда-нибудь? — не выдержал господин Рамон, которому пришлось навалиться на Галея, чтобы Пат примостил ему под ноги какую-то корзину.
— Хочу проверить, не перевернулось ли чего, — деловито объяснил Пат. — Надо ведь иметь что-то, чем можно заняться в дороге. Не шевелись, Марк, а то опрокинешь бутылки или наступишь на этот узелок. Здесь пирог с почками. А Галею надо следить только за своей правой… нет, левой ногой, потому что здесь опять-таки бутылки и вдобавок заячий паштет.
— Уймись, Пат, — строго приказал господин Рамон, всё ещё недовольный братом из-за его несвоевременного вмешательства в разговор с Галеем.
Пат притих, и я вновь обратила своё внимание на пейзаж за окном. Яркий день, чистая зелень лесов вселяли удовлетворение, а сознание, что я еду вместе с господином Рамоном, за чей благосклонный взгляд готова была умереть, наполняло сердце радостью.
Пат сидел сперва тихо, но потом стал понемногу оживать. Он нерешительно взглянул на брата и шёпотом рассказал мне занимательную историю про дорогу, на которую мы только что свернули. Господин Рамон в это время тихо беседовал с Галеем, словно и не выказывал недовольства от его общества.
После часа езды я почувствовала, что начинаю мёрзнуть, а после двух часов езды кроме холода прибавилось ощущение, что мои ноги ничего не чувствуют и я ими никогда уже не смогу владеть. Пат заскучал, нахохлился и уныло посмотрел в окно. По-моему, он тоже замёрз. Я поплотнее завернулась в плащ и решила про себя сосчитать до тысячи, чтобы немного отвлечься от мыслей о холоде и усталости от долгого неподвижного сидения в карете. Когда я досчитала до пятидесяти, Пат недовольно хрюкнул и полез куда-то под сиденье. Естественно, мой счёт прервался, и я с любопытством смотрела на него. Пат выпрямился.
