Он сумел повернуть голову и боковым зрением разглядел, как граната влетает, нет, скорее, вползает во чрево веретенообразного зеркала. Как оно изгибается, принимая приношение… Взрыв…взрыв… должен быть взрыв… Но в мертвой тишине зеркало качнулось, и расправилось. Мельница Зла выстояла.
Раскаленная волна пронеслась над лесом, обжигая до костей, высушивая дотла одежду. Губы тут же потрескались, словно от длинного перехода через пустыню. В голове загудело, как от близкого удара в гонг.
Воду… пить…Черные точки разом побежали, как будто кто-то открыл дверь в муравейник, выпустив насекомых… В ушах звенело раскатом удара. Не взорвалась! Молоточком застучало в голове… поздно… Макс раскрыл глаза… перед ним в истлевшем до черноты полотняном мешке лежали три пирамиды. Гранат больше нет, стрелять из револьвера в пустоту… не поможет.
Он протянул руку. Пирамиды, посредники между мирами… Значит, они детали этого механизма, а если это так, значит они могут остановить и сам механизм! Мысль была проста и казалось такой идеальной, что ему стало холодно. Он отбросил окровавленными пальцами прогоревшие остатки мешка. Раскаленные кристаллы больно жгли кожу, вздымая тонкие искорки огня внутри.
Земля или я… Возвращение или Мельница…где Эмма…жива ли она?
Чем соединить их все? Тряпица подойдет. Прицел размах, глубокая дуга… пневмоудар, как от лопнувшего детского шарика.
И звон рассыпающегося зеркального стекла, клокочущий вой пара, выходящего в тонкое отверстие.
И темнота…И, вдруг, огромное облегчение, воздух врывающийся в легкие. И треск обрушивающихся в темноте стволов. И тонкий светлячок огонька там, впереди. Он ползет, ища ее – жива, кажется, жива!
– Ты остановил ее? – чуть слышен ее шепот
– Да… Мельницы Зла больше нет…
* * *
Дорога к светлячку заняла вечность. Мир был пуст и никчемен, мир был первозданен. В нем еще не было места ни для звука, ни для света. Время и материя свернулись в плоскость, и все, что он мог делать – это идти по ней в никуда, надеясь, что там, у края плоскости, есть что-то кроме пустоты.
Порой ему мерещилось, что он просто стоит на месте, и светлячок впереди – лишь остаток его собственной жизни. Маячок, теплившийся в светлом пятнышке, – его душа, покинувшая тело. И тогда он слушал звук ее сердца, бившегося у его груди. Она дышала, она была, она существовала, и значит, был и он, и он делал следующий шаг.
Все прекратилось быстро, он услышал лязг, потом грохот, потом появился звук, а вместе со звуком светлячок стал солнечным лучом, вернувшим его из плоскости обрушенного в привычную реальность.
Комната, круглая и очень светлая и двери – множество дверей, больших и прозрачных. Вот площадь Коронации в Холленверде, вот подвал в оружейной лавке в Сионау, синяя, как текущая вода в ручье, трава у Лиловых скал…
А вот и Земля – крошечная деревенька, затерянная высоко Альпах, средневековая колокольня, посеревшая от седины прошедших веков. Дверь к дому. Значит, пришло время, и мы сможем вернуться. Нужно лишь открыть дверь, и в грудь ударит упругая струя горного воздуха, прели, цветов. Он приложил пальцы к прозрачному стеклу, поверхность задрожала, раскручивая круги, как потревоженная вода. Зашелестел ручей и прощебетала вдали птаха, зашуршали опавшие листья, перекатываемые ветром.
– Макс! – крик остановил его, он обернулся. На другой стороне комнаты стоял барон Бома, в разорванном в клочья платье, на его плече висел без сознания окровавленный Стени.
– Что Вы встали истуканом! Мичман ранен, я еле уволок его из этих чертовых веток, когда погас свет. Я кинулся бежать за вами и нашел его – ветки уже обвили несчастного. Опоздай я – они бы сожрали бы его. А дальше такая свистопляска была – все вокруг сжималось, я тащил его на себе, демон знает куда! Шел по узкой тропинке, все вокруг падало… Я многое повидал, но тут уже думал, что не выберусь, что мне конец. Однако, Великое Небо услышало мои молитвы – и вот я здесь, и Вы, и Эмма! Ну-ка помогите мне отволочь его.
Вдвоем они подхватили раненого моряка и перенесли его ближе к девушке.
– Что это за двери? – барон повеселел, и к нему вернулась уверенность в себе.
– Кажется это выходы в мир – ответил Макс.
– Так что мы медлим? Вот Холленверд, вот Сионау! Или в моих глазах чертова слизь?! Нужно быстрее выскользнуть из этой демонской мышеловки, пока нас не расплющило, как мышат.
– Да, барон, но одна из дверей ведет домой, в наш мир на Земле.
– В ваш? – барон никак не ожидал подобного ответа. Помедлив, он добавил, – Понимаю Вас, Макс, вы так долго ждали. Хорошо, помогите мне хотя бы с мичманом и уходите, это шанс для вас. Он накинул руку мичмана себе на плечо:
– Берите его…, – они вдвоем подхватили тело моряка, – Так, вот это Сионау. Думаю, туда. Он подошел к стеклянной двери, ведущей в подвал оружейной лавки.
– Вот…ну, теперь пора, Макс, пора проститься…, Не серчайте на нас, мы…в общем…, – на него накатил приступ сентиментальности, он протянул свою огромную ладонь в рукопожатии, и на щеках его блеснули скупые слезы.
– Прощайте, барон… – и в этот момент он заметил, что пространство комнаты сворачивается листом папирусной бумаги, обгорая по краям алым свечением, поглощая материю и время. Уничтоженная Мельница сжирала своих создателей и все, до чего могла добраться. Шаман был прав, лодка, отвязанная от края мира, исчезала.
Волна огня смыкалась, до нее оставалось не больше полусотни метров… и на другой стороне, у края наступающего огненного фронта, уползая от набегающего небытия, корчился с перебитыми ногами капитан Берроуз!
– Помогите!… Макс…
Он знал, что делать. В два прыжка он преодолел расстояние до раненого, и, достигнув его, услышал крик девушки за спиной:
– Макс! Дверь на Землю исчезает!…
Прозрачная дверь с альпийской колокольней за ней покрылась пыльно-серым налетом и осыпалась цветными лоскутами, как старая краска с промоченной дождями и заросшей мхом кирпичной стены…
Он сидел на сером валуне, принесенном ледником в те незапамятные времена, когда люди еще не населяли эти земли. Теплый предзакатный бриз гнал мелкую рябь волн по готовящемуся к ночному покою океану. Фиолетовое солнце уплывало за далекий горизонт, оставляя пылающую огнем полосу заката, по которой на границе расплавленного металла океана и сизых облаков шел быстрый трехмачтовый клипер под серебристо-голубым парусом. Ковыльная фиолетовая трава мягким ковром стелилась у его ног, сгибаемая порывами ветра. Он не заметил, как на соседний валун выползла маленькая зеленоголовая ящерка и, подставив солнцу пятнистую спинку, закрыла круглые перепончатые глаза, растворяясь в блаженстве быстро тающих закатных лучей.
