— Слушай-ка, не опоздали ли вы тут командовать? — спросил Фомич.
— Нечего нам лишнюю активность показывать, — спокойно сказал Шрагин.
— А если они взбесятся, когда увидят? — спросил Фомич.
— Прикажут — снимем, — ответил Шрагин.
— Ну глядите! — угрожающе сказал Фомич. — В случае чего мы на себя этот грех не возьмем.
— Выдадите? — спросил Шрагин.
— Зачем? — усмехнулся Фомич. — Дадим объективную информацию.
И снова за столом засмеялись.
Вдруг дверь распахнулась, и в кабинет вошли два солдата с автоматами. Они остановились по бокам двери, и тотчас в кабинет быстрой походкой вошел пожилой сутулый человек, непонятно, военный или штатский, и за ним еще трое в штатском.
Пожилой снял военную фуражку с высокой тульей и протянул ее назад, через плечо. Фуражку подхватил молодой человек в светлом плаще.
Сидевшие за столом вскочили и стояли по-солдатски, вытянув руки, не сводя глаз с вошедших.
Пожилой расстегнул темно-серый плащ и, поглаживая ладонью седой ежик волос, оглядывал кабинет. Его взгляд остановился на портрете Сталина.
— О! — воскликнул он и повернулся к своим спутникам. — Спросите, почему это здесь?
Один из его спутников вышел вперед и на довольно приличном русском языке — очевидно, это был переводчик — обратился к служащим:
— Господин шеф-директор адмирал Бодеккер интересуется, почему это здесь, — он показал на портрет.
— Мы хотели снять… Но вот данный… господин не разрешил, — быстро ответил Фомич, показывая на Шрагина.
Выслушав перевод, шеф-директор обратился к Шрагину:
— Почему вы не разрешили?
Прежде чем переводчик успел открыть рот, Шрагин сам ответил по-немецки:
— Я подумал, может быть, вам будет приятно сделать это самому.
— О! — адмирал внимательно посмотрел на Шрагина, и вдруг лицо его растянулось в улыбке. — Прекрасно! Это будет мой сувенир. Снимите кто-нибудь…
Это сделал тот же долговязый Капликов. Адмирал приказал своему адъютанту спрятать портрет и обратился к Шрагину:
— Вы кто здесь?
— Инженер.
— А эти? — адмирал кивнул на остальных.
— Служащие заводоуправления, — ответил Шрагин.
— Прекрасно…
Шеф-директор прошел к директорскому столу, провел по нему пальцем, посмотрел на палец, покачал головой и, вынув из кармана платок, вытер палец. Он подозвал к себе переводчика.
— Переведите им мое распоряжение… — он прокашлялся и громко сказал: — Господа! Первое, что мне бросилось в глаза, — это страшная грязь и беспорядок на заводском дворе и в помещении дирекции. Мы, немцы, не любим это больше всего. Приказываю прежде всего привести в порядок здание дирекции. Вынести мусор, вымыть полы и окна, проветрить все помещения. Завтра утром я проверю. Кто из вас будет отвечать за эту работу?
Фомич вышел вперед.
— Запишите его фамилию, — распорядился шеф-директор и сказал: — Можете идти работать.
Шрагин вместе со всеми направился к дверям, но его остановил переводчик:
— Шеф-директор просит вас остаться.
— Не топи, служивый, — тихо буркнул Фомич, проходя мимо Шрагина.
— Значит, вы инженер? — спросил адмирал, внимательно смотря на Шрагина чуть прищуренными светло-карими глазами.
— Да, инженер-механик.
— А кто эти люди?
— Не знаю.
— Как это так?
Шрагин кратко рассказал историю своего недавнего появления на заводе.
Адмирал Бодеккер выслушал его очень внимательно и даже, как показалось Шрагину, подозрительно, но, когда Шрагин замолчал, он сказал:
— Ну что же, может быть, для вас это и лучше. Ведь мы здесь все начинаем заново, так что у вас такое же положение, как у нас. Наша фамилия?
— Шрагин.
— Шрагин? Прекрасно. Ну, что же вы скажете мне о заводе, господин Шрагин?
— Пустить его будет нелегко, — ответил Шрагин.
— Да, да, я видел, — вздохнул адмирал. — Какое изуверство! Разрушить завод, закупорить гавань потопленными судами.
— По-моему, это сделали военные, — сказал Шрагин.
— Это не война, а стратегическая истерика! — воскликнул адмирал. — И к тому же полное незнание наших возможностей. Попомните мое слово, еще в этом году мы отпразднуем здесь закладку кораблей. Но почему на территории завода так мало рабочих?
— Большинство эвакуировалось, их организованно вывезли на восток.
— А! — поморщился адмирал. — Все та же стратегическая истерика! Кроме вас, инженеры есть?
— Я не знаю, — ответил Шрагин.
— Приказываю вам, господин Шрагин, в течение суток выяснить, сколько осталось на заводе инженеров. Доложите мне завтра в двенадцать ноль-ноль.
— Слушаюсь, — склонил голову Шрагин…
Шрагин решил посоветоваться с Фомичом, где и как искать инженеров. Он увидел его на площадке главной лестницы. Шрагин стал рядом с ним и сказал:
— Мне приказано разыскать всех оставшихся инженеров.
Фомич присвистнул:
— Ищи ветра в поле! А немцы что, неужели завод пускать собираются?
— Адмирал сказал, что еще в этом году заложат корабли.
— Сказать все можно.
— Немцы могут.
Фомич удивленно посмотрел на Шрагина и вдруг громко закричал кому-то вниз:
— Эй, не суй мусор под лестницу, вынеси на улицу! — и снова повернулся к Шрагину: — Люблю руководящую работу, какую хошь, абы руководящую.
— Вы можете выдвинуться на доносах, у вас это получается, — тихо, с вызовом сказал Шрагин.
Фомич чуть помедлил и потом как ни в чем не бывало продолжал:
— Насчет инженеров хорошо бы возле завода вывесить вежливое приглашение: мол, приходите на завод работать. Но чтобы без всякого обещания расстрела, вежливо, одним словом. Я знаю, кое-кто остался.
— Может, вы знаете кого лично? — спросил Шрагин.
— Двоих знаю, вроде, даже соседи.
— Зайдите к ним сегодня, пожалуйста… — попросил Шрагин. — Скажите, чтобы явились на завод.
— За это можно и по харе получить. Скажут: на кого, гад, работать зовешь? Как отвечать?
— Надо сказать, что на таком заводе два инженера — это капля в море и что им не придется изображать море.
Фомич чуть улыбнулся и, глядя на Шрагина хитрющими глазами, сказал:
— Ладно, с такой формулировкой можно попробовать.
Кто-то снизу крикнул:
— Фомич, в водопроводе воды нет, чем полы мыть?
— У моря сидишь и воды просишь? — крикнул в ответ Фомич и побежал вниз по лестнице.
Шрагин смотрел ему в спину и снова думал: что же это за человек?
Да, отныне этот вопрос он будет задавать себе при каждой встрече с новым человеком. И что самое нелегкое и опасное — что на вопрос этот ему необходимо будет самому давать ответ, от которого будет зависеть многое, очень многое, возможно, даже его собственная жизнь.
