Сейчас, когда наши автоматические станции все ближе и ближе подбираются к Багряной планете, очень, конечно, хочется, чтобы осуществилась хоть самая малая часть из того, что написано в многотомной “марсиане”.
Сергей Павлов в повести “Корона Солнца” разместил своих межпланетчиков “немного” подальше от Земли, а именно на Меркурии. Именно отсюда стартует научно-исследовательский корабль, который должен стать спутником Солнца.
С.Павлову удаются описания обстановки, он прекрасно видит место, где действуют его герои. И в этой повести антураж небывалого полета выстроен “правдиво” — физически ощущаешь близость грозного светила, пылающего ада, всей его протуберанцевой мощи.
К несчастью, гораздо хуже у С.Павлова обстоит дело с человеческими характерами. Его герои отличаются друг от друга в лучшем случае по портретам и по фамилиям. Эта безликость человеческих образов и не дает фантастике С.Павлова подняться выше среднего уровня. (Сказанное относится и ко второй, переизданной в 1973 году повести — “Чердак Вселенной”.)
Как бы чувствуя свою слабость и будучи не уверенным, что ему удастся удержать внимание читателей только на переживаниях космонавтов, С.Павлов вводит в повесть резко фантастический, но, увы, довольно избитый сюжетный ход. Двое из космонавтов, не выходя из корабля, каким-то таинственным образом попадают в иной мир, а один из них встречается там с этакой солнечной Аэлитой и даже завязывает с ней роман. Непонятные иноземцы по своему виду, образу мыслей, морали вполне сходны с людьми, например, они спасают жизнь погибшему космонавту, вернее, изготовляют неотличимую копию, о чем объект этого “мероприятия” и не догадывается, так как труп “оригинала” товарищам удается тайком выбросить в люк. Но все эти чудеса никакого объяснения не получают; когда автор их сочинял, у него не было никаких серьезных соображений по сему поводу, кроме желания немного развлечь читателя очередной фантастической небывальщиной.
Еще дальше отправляются герои рассказов из книги Юрия Никитина “Человек, изменивший мир”. Они уже запросто бродят по звездным системам, не встречая никаких преград — ни временных, ни энергетических. И встречают их на открываемых планетах разнообразнейшие жители — от единорогов до дикарей. Но остается невыясненным вопрос: ради чего же собран весь этот весьма пестрый галактический маскарад, хотя- если внимательно в него вглядеться — новых масок в нем мы и не обнаружим?
У автора, к сожалению, еще нет собственного, выстраданного предмета художественного исследования. Видимо, у него нет и достаточного жизненного опыта, крупицы которого он мог бы передать читателям. А может быть, такой опыт и есть, но Ю.Никитин не умеет им распорядиться. Пожалуй, во всей книге лишь один рассказ можно назвать по-настоящему удавшимся — “Однажды вечером”. Дело даже не в содержании, содержание рассказа довольно простое. Шел по улице легкомысленный парнишка, и вдруг его охватила непонятная для него самого тоска. Он неожиданно совершил благородный поступок — предложил себя для участия в опасном опыте, и вдруг почувствовал себя человеком. В рассказе есть движение характера; примитивный язык и не менее примитивное мышление парня схвачены автором весьма убедительно, и мы рады за героя, за пробуждение личности.
Несомненно, этот рассказ идет от жизненных наблюдений Ю.Никитина и показывает его не реализованные в других случаях возможности. Но как верно заметил автор предисловия Р.Полонский, “Однажды вечером” — рассказ, в сущности, не фантастический. А вот в фантастических рассказах Ю.Никитина взрываются атомные пули, прыгают отвратительные сколопендры, барахтаются в тине разумные земноводные, человек вылезает из своей шкуры как бабочка из кокона, но соединить эту избыточную фантазию с общелитературными требованиями Ю. Никитину пока не удается. В его рассказах нет главного — свежей мысли. Видимо (и в этом Ю.Никитин далеко не одинок), научная фантастика представляется ему очень легким делом: достаточно перенести действие на другую планету (идут описания необычных растительных и животных форм), посадить корабль с небольшой аварией, вылезти из него с опаской, оглядеться из-под ладони и увидеть спешащую делегацию гуманоидов, которые в романах XIX века именовались без затей туземцами. Сюда же прикладывается несложная идея: с гуманоидами надо обращаться гуманно, и они воздадут вам сторицей.
Временами, конечно, в рассказах Ю.Никитина можно отыскать и занятные приключения, и смешные реплики, но это не снимает ощущения неудовлетворенности. Несколько рассказов Ю.Никитина посвящено подвигам трех суперотважных космонавтов. Двое из них — Макивчук и Женька — фигуры “лица не имеющие”, они характеризуются лишь общими понятиями — невозмутимость, простодушие и т. д. Что же касается третьего друга, — Яна Тролля, то, пожалуй, некоторые зачатки характера у него есть, но при более пристальном рассмотрении его контуры начинают разительно напоминать контуры другого литературного героя, а именно Леонида Горбовского из повести братьев Стругацких.
Горбовский упомянут здесь не всуе. Этот чрезвычайно симпатичный персонаж участвовал в нескольких повестях братьев Стругацких, но давно уже был погублен “безжалостными” авторами в романе “Далекая Радуга”. Теперь он, хотя и не в качестве главного героя, снова появился на страницах повести “Малыш”, включенной в сборник “Талисман” (издательство “Детская литература”).
Тех, кто внимательно следит за творчеством Стругацких, эта повесть, пожалуй, удивит; очень уж она напоминает их самые ранние вещи. Возникает даже подозрение, что “Малыш” был написан лет 12–15 назад, но почему-то в свое время не был авторами опубликован. Новые произведения А. и Б.Стругацких насыщены сложной проблематикой, и на фоне, например, поистине драматической судьбы героя повести “Пикник на обочине”, не так давно напечатанной в журнале “Аврора”, несколько простоватыми выглядят заботы героев “Малыша”: удастся ли установить контакт с негуманоидной цивилизацией или не удастся? Впрочем, за повестью нельзя не признать и немалые достоинства. Как всегда у Стругацких, команда их звездолетчиков — это привлекательные, умные, интересные и очень разные люди. С ними можно дружить, за них можно переживать, радоваться, огорчаться. Запоминается также своеобразная фигурка Малыша, космического Маугли — ребенка, оставшегося на чужой планете и воспитанного какими-то нечеловеческими, но не безразличными к окружающему миру существами.
ИЗ МЕЖЗВЕЗДНЫХ ДАЛЕЙ ВЕРНЕМСЯ СНОВА НА ЗЕМЛЮ, в ее сегодня. С разными целями писатели используют жанр фантастики, откликаясь на злобу дня.