Так и не приняв решения, Бакшеев закончил туалет и в ожидании завтрака уселся за принесенные вчера Аритомо Ямада рефераты. Степан перелистывал страницы, делая на полях пометки карандашом, и вдруг увидел прямо перед собой пожилую японку, она бесшумно вошла в комнату. Двери комнат на этом острове не имели внутренних запоров.
Бакшеев узнал Табэ, служанку профессора.
— Господин приглашает вас позавтракать с ним вместе, — сказала она, поклонилась, попятилась к двери, еще поклонилась и исчезла.
Степан неплохо ориентировался в расположении жилых и служебных помещений лаборатории и без труда добрался до комнаты, служившей кабинетом. Здесь были сам профессор, его дочь, Аритомо Ямада, Косаку Хироси, майор Масаси Кэндо и мрачного вида японец, его Бакшеев видел впервые.
— А вот и господин Бакшеев, — очень любезно произнес Накамура. — Садитесь, пожалуйста. С сегодняшнего дня вы можете считать себя сотрудником лаборатории.
«А о том — захочу ли я этого — меня и не спрашивают, подумал Степан Бакшеев. — Что ж, сотрудник так сотрудник. Поглядим, что будет дальше».
— Вы знакомы со всеми, кроме капитана Мицуеси Набунага, — сказал профессор. — Капитан редко бывает здесь, у него трудная должность, но Мицуеси Набунага блестяще справляется с нею, и сегодня мы рады видеть его и познакомить с вами.
Табэ внесла поднос и стала оделять всех чашечками с едой.
— Вы написали отчет о вскрытии? — спросил Накамура у Косаку Хироси.
— Да, господин профессор, — приподнимаясь, ответил патологоанатом.
— После завтрака принесите материалы сюда.
— Хорошо, сэнсей.
Накамура взглянул на Тиэми Тода.
— Ты неважно выглядишь сегодня. Ты нездорова?
— Нет, нет, все в порядке, отец.
— Вы, Аритомо Ямада, сегодня займитесь с Фаситором. Что-то не нравится мне его поведение. Наш новый коллега попозже присоединится к вам.
Профессор Накамура с улыбкой посмотрел на Бакшеева.
— Вы не возражаете против совместной работы с Аритомо Ямада? Нет? Вот и прекрасно.
После завтрака все поднялись, сложив ладони около груди. Один за другим сотрудники лаборатории удалились.
Профессор Накамура и Степан Бакшеев остались одни.
— Не хотите ли закурить? — спросил профессор, протягивая коробку с сигарами.
— Благодарю, — сказал Бакшеев, но сигару не взял. Заядлый курильщик, он после приключений последних недель утратил всякую тягу к табаку.
— Я много знаю о вас, Бакшеев, — начал Накамура. — Мне нравится смелость ваших идей. К сожалению, профессор Ветров слишком рано ушел из жизни…
— Да, профессор Ветров рано умер, — сказал Степан.
— Я несколько осведомлен о вашей совместной работе и благодарю провидение, которое привело вас ко мне. Надеюсь, здесь, на этом острове, вы будете таким же талантливым исследователем, каким были у профессора Ветрова.
— Что именно требуется от меня? — спросил Бакшеев.
— Пока ничего. Для начала я кое-что покажу вам. Об этом ваш шеф мог только мечтать. Идемте со мной…
Одна из стен этого помещения была сплошь покрыта разнообразной аппаратурой. Назначение ее было малопонятным Бакшееву, и он с любопытством оглядывал ряды индикаторных ламп, экранов, напоминающих экраны осциллографов, бесчисленные тумблеры и кнопки. На остальных стенах приборов было тоже немало, но между ними оставалось хоть какое-то свободное пространство.
Посреди комнаты возвышался пульт, рядом, под углом друг к другу, стояли два кресла. Они напоминали кресла из парикмахерской. Впечатление усиливали странные колпаки над изголовьями, словно аппараты для сушки волос.
Профессор Накамура подвел Бакшеева к одному из кресел и знаком пригласил сесть. Степан повиновался.
Кресло оказалось весьма удобным. Следуя формам тела, оно создавало иллюзию невесомости.
Бакшеев скосил глаза вправо и увидел, как профессор отошел к боковой стене, навстречу ему выдвинулся стержень с утолщением на конце. Накамура приблизил этот стержень ко рту и проговорил несколько слов, их смысла Степан не сумел различить.
«Микрофон», — подумал Бакшеев.
Затем профессор вернулся к Степану, продолжавшему сидеть в кресле, и обеими руками взялся за колпак над его головой.
— Сейчас вы увидите, как далеко ушел я по сравнению с профессором Ветровым, — горделиво произнес Накамура. — Сидите спокойно.
Накамура щелкнул тумблером, и колпак стал опускаться на голову Степана. Он снова подумал о сходстве колпака с тем, какие надевают на головы модниц, и решил, что стать вдруг завитым, как барашек, не самое страшное из ожидавших его возможностей.
Колпак закрыл голову до половины лица. Стало темно. Степану вдруг вспомнилась та темнота, он опустил глаза и с облегчением различил свет, идущий из-под колпака снизу.
— Приготовьтесь! — услыхал он голос профессора.
Бакшеев не видел хозяина лаборатории, но по голосу понял, что тот устроился в кресле рядом.
Вдруг Степан ощутил мелодичный звон. Он сразу понял. Именно не услышал, а ощутил… Непосредственно своим сознанием, мозгом, без участия органов слуха.
Звон сменился низким гудящим тоном, затем раздался тоненький свист и звуки, напоминающие плач ребенка.
Степану показалось вдруг, что голова у него постепенно разбухает, увеличиваясь в размерах. Он забыл, что голова стиснута обручами колпака, и попытался тряхнуть ею. Голова даже не шевельнулась, но разбухать перестала.
Снова раздался свист, он становился все пронзительнее. У Степана заложило уши. Наконец свист оборвался на самой высокой ноте, и появился голос.
— Хорошо, что ты пригласил меня, Старший Самурай.
Эти слова были произнесены по-японски, и Степан понял, что говорит не профессор, тем более сразу же за этой фразой в его мозгу возникла другая:
— Я тоже рад встрече с тобой, — ответил голос. Это был голос Накамура.
— Но причины, вызвавшие радость у тебя, и мое желание встретиться с тобой различны, Старший Самурай.
— Ты говоришь загадками.
— Сейчас я скажу все.
— Нет, нет! Не сейчас! Сегодня я снова встречусь с тобой позднее. Понятно? Позднее…
Бакшееву показалось, что профессор испуган.
— Хорошо. Что хочешь ты от меня, Старший Самурай?
— Рядом со мною находится молодой коллега. Он давно ищет встречи с тобой, Старшая Мать. Он ученый. Зови его Доктор.
— Я рада приветствовать вас, Доктор, — произнес голос, все тот же далекий голос. Степан сообразил, что обращаются к нему.
— Поздоровайтесь, Бакшеев, — вмешался профессор. Степан разжал губы, пытаясь произнести хоть слово, но не мог ничего сказать, снова стала увеличиваться голова, он догадался, что отвечать надо мысленно, попытался сосредоточиться, услышал: «Я плохо слышу его», почувствовал, будто голову разрывают на части, хотел крикнуть, и вдруг все исчезло.
