Есть, оказывается, такая специальная наука — мнемология. Пятьдесят лет назад даже и слова такого не было, хотя слово это и не марсианское, а не то греческое, не то латинское. Значит оно — наука о памяти. Но вот что интересно: слова не было, а наука о памяти, оказывается, как раз тогда и начиналась, лет пятьдесят — шестьдесят назад.
Именно тогда — не помню точно, где-то в начале второй половины XX века — ученые проделали один опыт. Сначала взяли морских червей, планарий, и научили их отличать свет от темноты. Потом отрезали у такого «обученного» червя хвост — а хвост у него, если отрезать, всегда вырастает новый — и дали этот хвост обученного червя съесть другому, необученному. И необученный червь, который раньше и светлого от темного отличить не мог, когда съел кусок обученного червя, стал такой же умный, как тот, которого он съел! Тоже стал понимать разницу между светом и темнотой, как будто его самого этому учили.
— В общем, — говорил Армен голосом дедушки-академика, — память — это информация. Информация может быть закодирована в молекулах белка. А молекула белка в наши дни легко может быть синтезирована…
— О-о-ой!!! — вдруг взвизгнула Лилит, да так, что Армен осекся на полуслове. — Ой, Армен, ты что же, значит, ешь таких… этих… (Лилит никак не могла выговорить слово «червей»).
Армен удивился, потом засмеялся, потом обиделся:
— Еще чего!.. Зачем мне их есть? Что я, свет от темноты не отличу?
Что верно, то верно. Свет от темноты Армен отличает, как никто. После девяти вечера с ним за уроки лучше не садиться — Армен отключается, начинает клевать носом, и на следующий день нам с Лилит не у кого списывать задание.
— И правда, надо же, как это я не сообразила.-Лилит снова пришла в себя. — Арменчик ведь у нас такой успевающий, такой умный, куда умней самого умного червяка. Правда, Арменчик?
— Уж насчет света и темноты Армен разбирается. Ученье- свет, неученье — тьма, — поддержал я. — Короче, Армену есть никого не надо. А вот попробовать бы кусочек Армена!.. И хоть сейчас в марсианскую школу поступай. Лилит, как ты считаешь?
— И правда, мальчики, — спохватилась Лилит, — все это интересно, только ты давай лучше, Арменчик, прямо про самое-самое интересное, хорошо?
И Армен рассказал про самое-самое интересное.
Оказывается, таблетки мудрости уже есть. Называются они, конечно, не таблетки мудрости, а по-другому, вернее, пока еще никак не называются. Их только недавно изобрели в институте мнемютехнических проблем, в общем, в том институте, где работает дедушка Армена.
Но главное, таблетки такие есть, и Армену дали («Доверили», — сказал Армен) испытать, как они действуют. «Доверили» Армену десять таблеток, четыре он уже съел («Уже слопал!..» — огорчилась Лилит. «Уже испытал!» — объяснил Армен). Таблетки не противные, но это, в общем, неважно: в месяц принимают всего две штуки, потом перерыв, потом опять можно принимать. Армен честно признался, что он не первый испытывает такие таблетки.
— Только дедушка сказал, — тут Армен слегка понизил голос, — дедушка сказал так: «Имей в виду, Армен, что наш с тобой опыт будет иметь особую специфику!» Я спрашивал: «Какую особую?» А дедушка смеется: «Потом узнаешь…» А специфика эта бывает разная… Я в словаре смотрел. А дедушка сейчас на Юпитере… Вы что думаете, я жадный стал, да? Специфика…
Армен хотел еще что-то сказать, но только махнул рукой.
— Где они, таблетки эти? — спросил я.
— Дома…
Мы с Лилит немножко подумали и решили, что если съедим по три оставшиеся («Испытаем», — не забыла поправить Лилит), это для всех будет только лучше — и для Армена, и для дедушки, и для специфики.
— Арменчик, мы просто должны помочь вам с дедушкой провести опыт, понимаешь? — втолковывала Лилит.
Армен только кивал головой.
— Слушай, а как они будут действовать? — спросил я Армена на другой день, когда он вручал мне мои таблетки.
— Вообще-то дедушка мне не стал рассказывать. Он говорит: «Сам узнаешь».
— Ну и что?
— Ну и ничего! Откроешь марсианский учебник, посмотришь, полистаешь, и у тебя такое чувство, как будто ты все это знал раньше, только чуть забыл, а теперь сразу вспомнил, понимаешь?
— «Понимаешь, понимаешь»… — передразнил я Армена, — один ты у нас все понимаешь. В свое время мы продолжим наш разговор по-марсиански, коллега!
(Еще вчера я придумал, что скажу так Армену. Жаль только, что мы разговаривали с глазу на глаз, без Лилит.)
Шло время — недели и даже месяцы, а марсианский подвигался туго. Я раскрывал учебник, листал, упорно перелистывал, просматривал, закрывал, опять открывал, но ни разу не было у меня такого чувства, что я все это знал раньше, а теперь сразу вспомнил. Кончилось это контрольной, а контрольная кончилась плохо… Я перестал просматривать, стал прочитывать. Кое-что начало получаться, я обрадовался, но быстро сообразил: то же самое было и раньше без всяких таблеток. Стало обидно. Дело, как говорит мой папа, пошло уже на принцип. Я засел за учебник, принялся заучивать наизусть — словом, стал зубрить. Все время уходило на этот марсианский!
Дошло до того, что я залез в учебник математической лингвистики для старших классов, выписал кое-какие уравнения и схемы структурных связей марсианского языка. Вывел даже две формулы (полторы, как сказала наша математичка: ей отдала мои таблицы «марсианка»).
У самой «марсианки» по языку я после всех трудов получил только четверку, так что за полугодие выходила типичная «твердая тройка».
У Лилит дела были не лучше. Она призналась мне, что с горя, пока сидела за учебником, даже написала большую повесть про нашу школу и про марсианский язык.
С Арменом мы, естественно, опять поссорились. Лилит сказала, что он дал мне, наверное, обыкновенный амидопирин. На это Армен страшно обиделся и заявил, что есть такие люди, которым ни волшебные таблетки не впрок, ни даже живая вода и которых, стало быть, спасет один только колпак да кнопка! С Юпитера приехал дедушка Армена, и мы решили, что Армен ему все расскажет.
В понедельник на нашей скамейке должен был состояться крупный разговор. Но тут меня с бухты-барахты погнали на математическую олимпиаду. Сроду со мной такого не случалось: четверочки по алгебре мне всегда вот как хватало. Я сначала не поверил, потом хотел отказаться, разговор затянулся, в общем, когда я прибежал к скамейке, Лилит с Арменом давным-давно уже были там. И вид у них…
Это меня и удивило: вид у них был самый веселый. Оба вскочили мне навстречу.
— Ну, говорил ты деду? — с ходу, не отдышавшись, накинулся я на Армена.
— Говорил!.. — Армен прямо сиял.
