Вот здесь-то, среди шумных и веселых сверстников, и сошлись участники операции, чтобы проверить все в последний раз.
Нам удалось незаметно побеседовать друг с другом. Как будто все было в порядке. Разошлись мы с вечерки поздно. Кое-кто из нас, боевиков, возвращался с девушкой. И не подумайте, что только в целях конспирации — ведь было нам тогда по девятнадцать-двадцать…
А в два часа ночи, обмотав подковы коня тряпками, я неслышно подъехал к училищу. Ночь была темная, про такую говорят: хоть глаз выколи. Миша Гузаков уже ждал на углу. Через несколько минут подошли и остальные. Поселок молчал, погруженный в глубокий сон.
— Коня с телегой во двор! — скомандовал вполголоса Михаил.
Потом они с Валентином обошли со всех сторон здание. Стояла полнейшая тишина. Даже ветерок не шелестел листьями, казалось, деревья вместе с нами замерли в напряженном ожидании.
Вот вернулись из обхода Гузаков и Теплов.
— Все спокойно. Можно начинать. По местам! — приказал Михаил.
Саша Киселев остался возле телеги. Валя и Алеша Чевардин перелезли через заборчик и заняли свой пост у кухонной двери. Все остальные сгрудились у главного подъезда. Петя Гузаков вставил в замочную скважину ключ — он выточил его по слепку вместе со своим другом Валей Лаптевым на занятиях по токарному делу в училище. Если б только об этом знал мастер!
Дверь беззвучно открылась. Мы вошли в сени. Здесь остался караулить Ваня Ширшов. С великими предосторожностями отворили дверь в мастерскую. Постояли на пороге. Тихо. Только с замысловатыми переливами похрапывал сторож, спавший где-то среди станков и верстаков. Кто-то из ребят хихикнул, но тут же получил увесистого тумака в бок и поперхнулся. Лаптев и Леонов, ступая на цыпочках, пошли вперед — занять парадный ход директорской квартиры.
Теперь дело за Петей Гузаковым и Митей Кузнецовым: один из них должен был навалиться на сторожа и скрутить ему руки, другой закрыть ему лицо, заткнуть рот и завязать концы тряпки на затылке. В таком положении человек не в силах ни крикнуть, ни вытолкнуть кляп языком. А дышать можно и носом.
Минута, две… В мастерской что-то завозилось, зашумело, заохало… Эх, черт, не удалось ребятам сразу управиться со сторожем! Но тут же возня утихла. И вдруг раздался звонкий мальчишеский голос:
— Тятя, это что за ряженые?
Михаил, чертыхнувшись, кинулся на голос. Я — за ним. Мы сграбастали парнишку, заткнули ему рот обтирочными концами и связали по рукам и нотам.
— Лежи смирно! — грозно прошептал я. — А то застрелим!..
После оказалось, что виновником неприятного сюрприза был младший сын сторожа, мальчуган лет двенадцати-тринадцати, — на свою беду он иногда ночевал с отцом в мастерской. Сам же сторож не доставил нам хлопот — он лежал не шевелясь, полумертвый от страха.
Когда мы немного успокоились, из квартиры директора донеслось шлепанье шагов. В мастерской стало светлее: выходившее во двор окно директорской квартиры осветилось. Неужели туда донесся крик?..
— Выносите ящики! — распорядился Михаил. — Быстрее!
Петька и Митя, ухватив ящик с револьверами, потащили его из инструментальной кладовки на улицу.
— Ванюшка, — сказал мне Михаил, — загляни в директорскую прихожую. Как там? А я подожду тебя здесь.
Я побежал к Леонову и Лаптеву: не дай бог, если выскочит вооруженный директор! Тогда хочешь не хочешь, придется стрелять. Ребята стояли наготове. Но никто так и не вышел. Только издали, из комнат густой мужской голос крикнул строго:
— Иван, что ты там делаешь?
Вскоре свет в директорском окне погас. Мы перевели дух.
Вот уже оба ящика с револьверами в нашей телеге. Пора заканчивать!
— Подопри чем-нибудь обе двери к директору, чтоб не сразу отворили. И снимай посты, — сказал Михаил. — И — уходим!
Во дворе валялось столько жердей и досок, что хватило бы подпереть все двери в училище.
— Ну, товарищи, по домам. Не попадайтесь никому на глаза.
Ребята разошлись. А мы втроем взобрались в телегу. Я дернул, вожжи, и подковы нашего гнедого мягко зашлепали по немощеной улице…
Вот так мы, десятеро молодых рабочих парней, захватили весной 1906 года партию револьверов. Зачем мы пошли на такое рискованное дело? К чему нам было оружие? И как оно оказалось в таком вроде бы неподходящем месте — в мастерской ремесленного училища?
Мы были членами Симской большевистской боевой дружины и выполняли задание партийной организации.
Что же собою представляли боевые дружины? Это были подпольные вооруженные отряды, созданные большевистской партией по идее Владимира Ильича Ленина во время первой русской революции 1905—1907 годов.
Когда рабочие и крестьяне России поднялись на открытую борьбу против царского самодержавия, царизм бросил против них вооруженные до зубов войска, полицию, стражников, жандармов. Кроме того, власти сколотили из всяких подонков общества, из торговцев, хулиганов, полицейских, провокаторов реакционнейшие организации — «Союз русского народа» и «Союз Михаила Архангела». Сейчас мы назвали бы эти «союзы» фашистскими, а в те времена рабочие прозвали их «черной сотней». Черносотенцы убивали революционеров, нападали на рабочие собрания, устраивали погромы, пытаясь запугать народ, кровавым террором помешать подъему революции.
Этой вооруженной силе царизма российский пролетариат должен был противопоставить свое сплочение и свою вооруженную силу. Такой силой и стали боевые рабочие дружины.
Они охраняли массовые митинги и собрания, выступали против черносотенцев, защищали от них население, добывали оружие. А главное — обучались военному делу, готовясь к восстанию против самодержавия. В дружины вступали самые смелые, самые решительные, самые преданные революционеры, главным образом молодежь. Дружины Ленин назвал «отрядами революционной армии». Они и были, в сущности, первым зачатком будущей Красной гвардии.
В декабре 1905 года московский пролетариат поднял вооруженное восстание. Главную боевую силу восставших составляли боевые дружины Пресни. Несмотря на то, что их было всего около двух тысяч человек и в руках у них были охотничьи ружья и старенькие револьверы, царю удалось подавить Декабрьское восстание, лишь бросив против баррикад огромную массу регулярных войск с конницей и артиллерией.
По всей стране начался жесточайший террор. Карательные экспедиции без суда и следствия расстреливали тысячи рабочих. Свирепствовали военно-полевые суды. Над революционным рабочим классом и крестьянством нависла угроза того, что царское правительство бросит против них и возвращающиеся из Маньчжурии после поражения в войне с Японией фронтовые войска.