— Ну рассказывай, — поторопил я, чтобы отвлечь его от любимого занятия.
Судебный врач не торопясь завершил аутопсию моей пачки, сжал сигарету в зубах и красноречиво взглянул на меня. Я вздохнул, зажег спичку и тоже закурил. Паганини с явным удовлетворением выпустил струйку дыма и вместо благодарности пробормотал:
— Испортите все дело, а потом «рассказывай». Было бы о чем. Не могли, что ли, вызвать меня ночью на место происшествия?
— Я не был там.
— Браво! Откуда это новшество — обходиться без осмотра места происшествия?
— Какой там осмотр! Им показалось, что это несчастный случай, и пострадавшего сразу же отвезли в больницу.
— А что тебе мешает признать это несчастным случаем?
— Ничто не мешает. Разве что педантизм. Врожденный дефект, ничего не попишешь.
— Браво! — повторил врач.
Это «браво», повторяемое к случаю и без него. — единственная острота в его лексиконе. Мой друг снова жадно затянулся сигаретой и прибавил:
— Но, друг мой, я тоже педант и не могу дать тебе точного ответа, не имея ни малейшего представления, как лежал покойник.
— Зато у тебя есть сам покойник.
— Бери его себе.
— Ладно уж, пусть остается у тебя! — великодушно запротестовал я. — Сколько ты сигарет перебрал у меня уже, а хочешь мне всучить этого… Мне нужны только данные аутопсии.
— Эти данные, друг мой, столь банальны, что я мог бы абсолютно точно квалифицировать эту историю, если бы не остатки педантизма…
— Ну хорошо, ближе к фактам.
— Из всего вытекает, что этот человек умер от разрыва сердца. Поскольку ты, как я понимаю, ищешь чего-то другого, то должен тебе, сказать, что алкоголь вряд ли был причиной смерти: по рубашке и жилетке покойника разлилось гораздо больше мастики, чем было выпито…
— Итак? — нетерпеливо спросил я, ибо не люблю драматических пауз.
— Смерть могла наступить и без алкоголя, — равнодушно проговорил врач.
— Ну еще бы, — кивнул я. — Его встретил знакомый, рассказал страшную историю, и он со страху окочурился. Только зачем было обливать его мастикой? Может быть, чтобы побыстрее пришел в себя?
— Кто его знает… Это уж тебе виднее.
— Продолжай.
— Это нетрудно. Плохо только то, что я не могу ничего доказать со всей определенностью.
Паганини в последний раз затянулся и ловко выбросил окурок в окно.
— Ну, а все-таки? — поторопил его я.
Мне показалось, что он тянет не без причины, и действительно я не ошибся.
— Ты куда дел сигареты? — недовольно спросил Паганини, словно речь шла о его сигаретах, а не о моих.
Я вздохнул, достал пачку, угостил старого друга и снова поторопил его:
— Ну давай дальше.
— Некоторые детали заставляют меня думать, что смерть могла наступить в результате поражения электрическим током…
Паганини выпустил остренькую струю дыма и взглянул на меня, почти не скрывая удовлетворения. Это его сюрприз. Если уж он слишком затягивает беседу, то это не только для того, чтобы выкурить лишнюю сигарету, но и чтобы ошарашить тебя.
— Какие детали ты имеешь в виду? — спросил я. — Не нашел ли ты каких-нибудь следов? Если был удар током, должны быть какие-то следы.
— То-то и оно, что следов нет… Но это еще не исключает возможности… Особенно при такой тонкой коже, как у нашего пациента.
— Электрический ток… Посреди улицы… — вслух размышлял я.
— А что ты удивляешься? Вполне возможно, — проговорил Паганини. — Его встретил тот, что рассказал страшную историю… Сказал «приветствую тебя» и в темноте вместо руки подал ему оголенный провод…
— Браво! — воскликнул я в стиле моего собеседника и поскорее вышел из этого «миленького» заведения.
* * *
Я уверен, что те, кто меня знает, уже видят, как меня поглотил муравейник города, как я ищу доказательств и специалистов в стихии электричества. Вот вам, дудки! Инспектор, как самый ярый бюрократ, закрылся в своем кабинете, разложил перед собой кипы пожелтевших документов и углубился в чтение их.
Если хочешь проникнуть в жизнь какого-то человека, когда его уже нет в живых, единственный выход — обратиться к его мемуарам. Так случилось и с Медаровым, хотя как раз он не мог пожаловаться на отсутствие времени. Двадцать лет свободного времени — и никаких мемуаров нет, ну куда это годится!
А впрочем, если нет мемуаров, можно удовлетвориться протоколами судебного дела. Документов по делу «Кометы» полным-полно, но заметки, которые я сделал для себя, очень скромны: несколько имен, несколько исходных точек. Дальше след теряется в неизвестности, но важно, что мы на правильном пути. Еще немного чтения, несколько справок по телефону, и вот мы уже на старте. С утра у меня ни одной тропки, а теперь передо мною две. Чтобы их не путать, я дал им названия. Первая — «Илиев», вторая — «Танев». В добрый час!
Раз уж мы заговорили о времени, то следует уточнить, что в тот момент, когда я надевал высохший уже плащ, было шесть часов. Рабочий день давно окончился, по крайней мере для большинства. Излишне подчеркивать, что я к нему не принадлежу.
В эту пору дня трамваи переполнены, вот я и решил пройтись пешком. Не знаю, говорил ли я, что такие прогулки мне всегда на пользу. Шагая, заставляешь и мысли идти с тобою в ногу, и вообще создается хорошая рабочая атмосфера. Кое-кто полагает, будто наша работа — это стоять где-нибудь в темноте с пистолетом в руке, ожидая, когда на тебя бросится убийца, или разглядывать в мощную лупу отпечатки пальцев. Тем не менее нам приходится много думать и разговаривать. Правда, на строго определенные темы.
А раз собеседника у меня нет, то я разговариваю сам с собою и, углубившись в это увлекательное занятие, пересекаю город от Львиного моста к Орлиному. Расстояния между этими двумя мостами вполне достаточно, чтобы в моей голове созрело несколько начальных версий.
Уже совсем стемнело. Деревья парка неясно выделяются на фоне темного неба. Люди торопятся, сбиваются на троллейбусных остановках. Огни автомобилей на шоссе движутся двумя длинными гирляндами — одна красная, другая белая, одна исчезает в темноте, другая выползает из нее… Я свернул в полутемную аллею между гирляндами и парком, с наслаждением вдыхая запах влажной земли, мокрых листьев и аромат сигареты, которая горит в уголке моих губ. Еще несколько деталей к версии, которая принимает уже более ясные очертания, и мы пришли в нужное место.
Это совсем еще новый дом. На лестнице пахнет масляной краской, а мальчишки не успели еще оставить свои автографы на стенах. Быстрый взгляд на почтовые ящики убеждает меня, что я на правильном пути. Вообще моя практическая работа слишком часто связана с розыском всяких адресов, с хождением по лестницам, стуком в двери и формулированием реплик вроде: «Вы такой-то?.. Очень приятно… Я из милиции». К сожалению, это «очень приятно» не всегда бывает взаимным. Но это мелочи. Думаю, внешне я похож на контролера, только я интересуюсь обязанностями людей не в связи с расходом электричества или газа, а в связи с законами, хотя на сей раз электричество меня интересует.
