вещи собирать!
И пускай моя дорога
станет даром мне от Бога!»
Поутру же, выйдя в сени
и увидев там смятенье,
он ответил, улыбаясь
– как всегда, не сомневаясь:
«Люди Добрые, ну что же
так печальны вы по коже?
В скором времени, как сдюжу
я вернусь в любую стужу!»
И, собрав с собой вещички
– лишь всё нужное и спички,
поспешил скорей туда -
где у неба города.
Глава II
Под вечернюю зарю
– всё в родном ещё краЮ,
он увидел на опушке
лик печальнейшей старушки,
И темна она была
словно серая скала…
Подойдя, ей поклонился
и с вопросом обратился:
«Дашь водицею напиться
чтобы сил мне накопиться?
И чего сидишь одна
словно серая скала?»
А старушка, повернувшись
– тем вопросам улыбнувшись,
подала ему водицы
чтобы с жаждою проститься,
И вздохнув, себя терзая
говорит, слезу роняя:
«В жизни всё, уж так сложилось -
что тоска в меня вселилась,
и немногим на планете
я нужна в подобном свете…
Жизнь моя была по плану,
но с корыстнийшим изъяном -
что лишь сыну и себе
дам улыбку на лице!
И жила я той мечтой -
что всегда он будет мой…
Но потом, всё так сложилось -
что иное мне открылось,
и я с грустью поняла -
что пришла его пора!
Лишь на путь благословивши
– добрым словом вдохновивши,
отпустила, чтоб мой сын
добивался всех вершин!»
Грустно ведала старушка
– лишь почёсывая ушко,
и грустила, что она
никому и не нужна…
Тут, откуда и не ждали
и, конечно же, не звали,
пошёл к ним старичок
– худосочный, что сморчок!
Феофан спросил тогда:
«Ты откуда, и куда?
И чего такой весёлый
словно светом озарённый?»
«Так живу я – тута, рядом!»
– молвил тот, с задорным взглядом,
У меня так получилось -
что уныние вселилось,
даже начал унывать
и на Боженьку роптать…
Но, поняв потом причину
– всю нелепость той картины,
встал на новую дорогу
что увидел я от Бога!
Вы поймите, наши страхи -
это дикие собаки,
Как бы мы их не учили
или, чем бы, не кормили,
– лишь один там интерес:
«Волки смотрят только в лес!»
Но, когда их отпускаем
и кормить не приучаем,
то, и эти появленья -
не опасные явленья!»
Сразу понял Феофан
– то, и есть заветный план,
Только нужно всё сложить
дабы верно изложить!
«Ты, родная, не грусти -
чтоб былое обрести,
ведь кольми нам унывать
то и радость забывать!
А тоска – она, зараза
пожирает, но не сразу…»
Ожила тогда старушка
перестав чесать за ушком:
«Правы вы! – чего таить?
– важно Веру сохранить!
И не стоит жить в печали
лишь тоску себе венчая!»
Пригласила всех до хаты
приготовив им богато,
Пили, ели, говорили
и былое отпустили!
Со старушкой Фан обнялся
– поутру, как собирался,
пожелав, от всей души
чтобы радости пришли!
А потом, опять туда
– в путь, неведомо куда,
чтоб найти свою судьбу
в неизведанном краю!
Глава III
Много дней он, так шагая
– мысли «в кучу» собирая,
брёл лугами и полями
– те красОты созерцая.
Много раз он попадался
– что на поле оставался,
но, в ночи, по пробужденью
не жалел о том решенье,
Свет луны и звёзд с небес
дарят множество чудес,
и весь луг, покрытый мраком
зацветает ароматом!
Много видел он зверушек
и заброшенных избушек -
где недавно жизнь цвела,
а теперь, лишь «трынь-трава»…
И, травою тех дорожек
– под шагание двух ножек,
он спешил скорей туда -
где у неба города!
Как-то раз, в один обычный день
встретил грустных он людей,
И, к тем людям подойдя
вопросил, чуть погодя:
«Дня вам доброго, селяне!
Что случилось, Други, с вами?»
Подошёл к нему старик
и сказал, склонивши лик:
«Мы – торговцы и крестьяне,
мы – обычные селяне!
Сами садим и растим
и всю зиму то храним,
А, что лишнее в амбарах
– тем, торгуем на базарах!
Мы везли сегодня в город
на продажу целый ворох,
– то, что пряли мы руками
и добыли топорами,
В общем, всё, чем мы живём
– то, и было всё при нём!
Но, по глупости, аль дури?
– мы, до леса, повернули,
чтоб быстрее всё продавши
и до дому воротавшись,
как и прежде, продолжать
прясть, садить и добывать!
Ка бы знать бы нам тогда -
что явилась бы беда,
и разбойные людишки
– в большинстве своём, воришки,
налетят, как ураган
чтоб порвать у нас карман,
– то, конечно, обошли бы
и, в тот лес бы, не пошли мы!»
И, на этой горькой фразе
он прервался в том рассказе…
Фан, слова его обдумав
и уловочку придумав,
всё же, выбрал направленье
до разбойного селенья,
И пошёл искать ту шайку
– типа, он – лишь попрошайка.
Вдруг, увидел с края леса
– словно в призрачной завесе,
неприметный хуторок
и плывёт с него дымок,
А дымок тот – не простой
– пахнет пиром он, горой!
И когда, туда поближе
подошёл и гам услышал,
то узрел и балаган
и разбойничий бедлам!
И тому лишь напугавшись
да, сомненьям поддавшись,
он, не зная – что сказать?
– начал выходы искать!
Но, матёрые людишки
прохиндеи и воришки,
в тот же миг его скрутили
и за ноги потащили.
Тут, из старого сарая
вышел, чётками играя,
мужичок, лет сорока
и седая голова,
Взгляд, ни добрый, и ни злой
– только, чуточку пустой,
но, когда его ты ловишь
– то лишь глупости буровишь!
И вокруг, в одно мгновенье
вдруг, затихло всё селенье,
и, те страшные людишки
стали кроткими, как мышки…
К Фану, молча подойдя
он, вдруг, стал светлее дня!
«Добрый Друг, вот это встречу
подарил нам этот вечер!
Что ты смотришь на меня
словно я – кончина дня?
Аль не помнишь ты меня?
Али мало тут огня?»
Феофан же, улыбнулся
и к старшОму потянулся:
«Ах ты, Брат ты мой… да как?
– как случилось это так?!
Как же ты сюда попал?
Как разбойником ты стал?»
Ну, а тот, его обнявши
так сказал, слезу убравши:
«Ты, пойдём со мной до хаты
чтоб услышать эту правду!»
А потом, была беседа
про унынье и победы,
…И про то, как выживал
и, как часто враждовал…
…Как с бандитами связался
и на нарах оказался…
И о том, как сложно жить
чтоб с
