повертел их в руках, принюхался, попытался разглядеть сквозь полиэтилен. Потом аккуратно вернул приборы в сумку, как было.
***
Похоже, странная ступа уже начала действовать на туристов. Они притихли, выглядели какими-то подавленными и не разговаривали друг с другом. Айтишник Эдик пытался реанимировать свой смартфон, который совершенно неожиданно сдох. Гуманитарий Андрей задумчиво ворошил прутиком золу на краю костровища и время от времени то ли всхлипывал, то ли поскуливал. Психологиня сидела, обхватив себя руками, и застывшими глазами смотрела в костёр. Нефтяник Васянов ходил взад-вперёд по поляне, иногда бросал угрюмый взгляд на проводника и своих спутников.
Первым прервал тягостное молчание Эдик. Он подошёл к Акиму и спросил, нет ли в лагере какого-нибудь источника электроэнергии, чтобы зарядить смартфон. Аким ответил:
– Обычное дело. Тут не ловит сотовая и аккумуляторы сливаются в считанные минуты. Энергетика места такая. И подзарядиться, к сожалению, негде.
– Вот чёрт! – выругался айтишник. – А как же вы тут без связи-то? А вдруг что случится? Как на помощь позвать?
– У нас на этот случай Цыдэн есть. Если что-то авральное – он в астрал выходит и кому надо сообщает.
– Какой ещё астрал?!
– Обыкновенный, – Аким пожал плечами. – Да не отчаивайтесь так. Когда обратно пойдёте, к железной дороге, связь восстановится. И аккумулятор, скорее всего, тоже оживёт.
Эдик совсем расстроился. Он специально ехал сюда, чтобы сделать крутой репортаж в реальном времени. Он рассчитывал, что его материал принесёт ему миллионы просмотров, тысячи лайков и победу в конкурсе сетевого видео. А это – денежный приз и перспектива получить хорошее предложение от рекламодателей. Но теперь вся эта стройная схема разваливалась.
Васянов стукнул кулаком в ладонь и сказал примирительно, обращаясь к Эдику:
– Не кисни, братан. Мы уже завтра отсюда свалим. Зато отдохнёшь немного от своего интернета. Аким, а здесь есть ещё что-нибудь интересное, кроме этой вашей ржавой трансформаторной будки с люком?
– Есть, – ответил проводник. – Тут недалеко есть речка, Шаманка называется. Там можно искупаться и порыбачить, если хотите.
– Ну! Другое дело! – обрадовался нефтяник. – Айда, мужики, рыбки на ужин наловим.
Мужчины быстро собрались и двинулись вслед за Акимом в густой подлесок.
***
Лена поднялась со своего места и неуверенной походкой направилась к домику монаха. Она шла, вытянув вперёд руки. Ей казалось, что вокруг уже сумерки и она вовсю напрягала глаза, чтобы разглядеть, куда ступают её ноги, хотя вокруг было ещё совсем светло.
– Цыдэн! Извините, пожалуйста, я знаю, что к вам нельзя заходить, но мне очень нужно с вами поговорить! – кричала девушка, неуверенно ступая по тропе.
Монах стоял на пороге землянки.
– Я здесь, – сказал он. —Заходите.
– Знаете, я ведь не просто так сюда приехала, – заговорила психологиня. – Я уже и в дацане Зелёной Тары была, и в Индию два раза ездила и даже в Тибет. Мне там сказали, что у меня мощная кундалини. Я готова к просветлению, понимаете? Я и образование психологическое получила, чтобы подтвердить своё моральное право на это. Я знаю людей, я готова их просвещать. Но почему-то меня никто не воспринимает всерьёз! Как странно… Вроде ещё не поздно, а уже стемнело… Я так рассчитывала на энергетику ступы, что она активирует во мне энергию просветления! Вы же видите ауру, посмотрите, я же прошла очищение…
– Вижу, – откликнулся Цыдэн. – Представляешь себя золотым буддой, который сидит под красивым деревом, а вокруг солнце и бабочки летают. А люди сидят у твоих ног, как щенята, и смотрят тебе в рот. Ждут, когда твои слова превратятся в алмазы. И тебе хорошо, тебе приятно. Ты лучше всех, только ты знаешь, как надо жить. А люди глупы…
– Да, точно-точно, – обрадовалась Лена. – Я так себе всё и представляю: что я буду как золотой будда, и все будут меня слушать и слушаться.
– Зачем тебе это? – спросил монах.
– Ну… как зачем? Это же просветление!
– Зачем?
Девушка начала сбивчиво что-то объяснять про великую миссию света, про то, что нужно объяснить людям, как правильно жить, что она чувствует в себе это призвание, и ещё много слов. А монах всё повторял «зачем». Психологиня замолчала, а потом, сдерживая слёзы, прошептала:
– Чтобы папа узнал, что я стала великим учителем, и пожалел, что бросил меня… А я ему докажу, что я не отрыжка свинячья… – девушка громко всхлипнула, – я круче всех! Я умнее всех! Я самая лучшая папина дочка!
Она заплакала навзрыд и сквозь слёзы стала рассказывать про то, как трудно им с мамой жилось, как тосковала по отцу, хотя плохо помнит даже, как он выглядит. Мать говорила, что отец сильно пил и по несколько дней мог не появляться дома. И тогда мать забрала свои пожитки и её, дочку, и уехала в большой город, подальше от всего этого кошмара.
Лена рассказывала, как завидовала подружкам, у которых были отцы. И как однажды ей пришлось возвращаться с дискотеки поздно вечером одной и как же это было страшно. И нельзя было позвонить домой и сказать «папа, встреть меня, пожалуйста», потому что не было у неё папы, а мать в тот вечер была на работе.
Лена слышала за спиной шаги, пьяные голоса и смех парней. Ей что-то кричали, кто-то присвистывал. А она отчаянно стучала каблучками по асфальту, чтобы заглушить эти смешки и свист, чтобы не слышать их противные шуточки. И главное, чтобы эти пьяные придурки не догадались, как же ей сейчас страшно. А бежать нельзя, это как с бродячими псами: побежишь – погонят и затравят, как обезумевшего зайца.
Лена потом не могла вспомнить, как попала домой. Помнила только, что очнулась уже в квартире, сидела на полу в коридоре и грызла пуговицу плаща. Она была невредима, но в душе навсегда поселилась едкая горечь обиды и одиночества.
Цыдэн налил в кружку травяной отвар, подал девушке и сказал:
– Выпей это. Полегчает.
Он накрыл её глаза своей ладонью.
Психологиня затихла, как пичужка, которую посадили в тёмную коробку. Осторожно, по глоточку, она пила отвар и постепенно успокаивалась. А перед её мысленным взором начали проплывать картины, как-будто ей показывали кино в уютном маленьком зале, где она была единственным зрителем.
Вот она совсем малышка, копается в песочнице. Подходит большой человек, в серых широких брюках и клетчатой рубахе, поднимает малышку над собой так высоко, что ей становится виден весь дворик и все соседние дворы, и даже весь город. «Солнышко ты моё чумазенькое…» – слышит Лена глубокий, сипловатый голос. Это папин голос. И ей так весело, так высоко и совсем не страшно…
А потом ещё
