В классе наступила такая тишина, что слышалось только трудное дыхание Анны Петровны.
Игорь некоторое время тупо соображал, что говорит Алевтина, потом попытался что-то сказать, но не смог, пошел, как слепой, из класса. Таким его еще никогда не видели.
Поднялся шум, которого уже не могли унять ни завуч, ни Эмма Ефимовна.
С места вскочил всегда сдержанный и спокойный председатель совета отряда Володя Татищев.
– Тебя надо переизбрать! – крикнул он Алевтине. – Ты только и делаешь, что разносишь сплетни!
– И никакие не сплетни, – огрызнулась Алевтина. – Все правда. Это тебя надо переизбрать, что ты его покрываешь. И все потому, что футбол вместе гоняете. Вот.
– А вот и сплетничаешь! – закричала на весь класс Сонька. – Я сама видела, вечно сидишь возле дома со старухами и сплетничаешь! И в интернате разносишь сплетни!
– А ты все врешь. Ты самая первая врунья в интернате. Тебе давно уже никто не верит. Молчала бы!
– Ты бы сама молчала, дура, – сказала Сонька.
– Знаю, знаю, почему ты везде заступаешься за Игоря… – на тонких губах Алевтины появилась непонятная улыбка.
Сонька, наклонившись набок, стянула с ноги сандалию и, зажав ее в руке, напрямик двинулась к Алевтине.
– Соня, прекрати сейчас же! – крикнула Анна Петровна.
– Не прекращу! – Сонька вовсе и не собиралась грубить учительнице, но все происшедшее настолько вывело ее из равновесия, ожесточило, что она едва ли сама толком понимала, кому и какие слова говорит.
И Анна Петровна, видимо, поняла это.
– Сядь на место. Мы с тобой поговорим после. Сейчас не время.
Сонька нехотя вернулась к своему столу.
– Анна Петровна, давайте сейчас же переизберем Алевтину, – предложил Татищев.
Анна Петровна укоризненно покачала головой:
– Не тебе бы, Володя, вносить такие нелепые предложения. Уж кто-кто, а ты должен знать, что так не делается. Выборы – это выборы…
Сонька попросила разрешения выйти. Она обежала весь интернат, думала, может, Игорь где-нибудь забился в укромный угол. Но не нашла его нигде.
Ни у кого не отпросившись, Сонька отправилась в порт. Денег на автобус у нее не было, и она пошла напрямик через дюны.
Тяжелый горячий песок набивался в сандалии. Она останавливалась, высыпала его и шла дальше среди мертвых суставчатых кустов, опутанных следами ящериц. Раскаленная пустыня дышала резким сухим жаром.
«Они не понимают, – думала Сонька, – что Игорь верит всяким сказкам, что его легче легкого обмануть.
Ушастый наговорил про Север. Он и поверил. Может, и сейчас Игорь подался к Ушастому…»
Сонька искала Игоря и на базаре, и на пристани, обежала весь поселок, заглядывая во дворы, побывала за портовыми складами и на песчаной косе. Она уже едва держалась на ногах, когда поднималась от моря к дому Исаева.
Сонька долго сидела на крыльце, прислонившись к двери спиной и затылком. Ноги гудели от усталости.
«Значит, Игорь уехал, – решила она. – Пробрался на какой-нибудь грузовой пароход и уплыл. Он ведь так хотел куда-нибудь уплыть…»
Сонька открыла дверь, обошла пустые комнаты, принялась за уборку. Прибрав в доме, вышла во двор. Остановилась, глядя, как медленно переваливаются под слабым ветром лопасти ветряка.
Вокруг колодца уже зеленела трава, над ней кружились мошки, от лопастей ветряка плыли летучие тени, ослепительно вспыхивали дюралевые листы.
Сонька полила уцелевшие кусты крыжовника, посаженный несколько дней назад укроп и какой-то особый многолетний чеснок. Увидела, что грядки были кем-то недавно разрыхлены.
К изгороди подошла соседка.
– Давеча Федор Степаныч приезжал, – сказала она. – Засветло еще… Побыл тут маленько. Давно пора за дом браться – в запустение все пришло, в негодность.
– А уехал когда?
– Утром. Затемно уехал, я слышала. Служба такая…
Сонька вздохнула. В доме пусто. Исаев когда еще приедет? Может, завтра… А вдруг сегодня вечером… А может, через месяц или через два… Однако грядки разрыхлил…
Это обрадовало Соньку. Она подошла к ветряку. Лопасти почти касались земли и медленно уплывали вверх. Исаев ведь говорил, что мертвый ветряк наводил на него и на Марину тоску. И вот махина пришла в движение. Появилась трава… Надо теперь принести семена цветов из интерната…
Со слабым шумом ходил вверх-вниз поршень, вытягивая из холодной мглы воду.
К изгороди снова подошла соседка. На ее руках голубоглазый малыш энергично сосал кулак.
– Не понянчишь ли мальчонку? Мне надо по делам в рабкооп добежать. Куды с им?
Сонька через забор приняла на руки тяжелого младенца. Не успела она и моргнуть, как он вцепился ей в волосы и, пуская изо рта веселые пузыри, принялся трясти ее голову так, что у Соньки потемнело в глазах.
– Да ты на землю спусти его, нешто удержишь… в ем девять кило.
Сонька осторожно посадила ребенка на землю. Он тотчас захватил горсть глины и потащил ее в рот. Сонька оторопело посмотрела на соседку.
– Он глину ест.
– Пусть исть, пусть. Дите лучче нас знаить, чего ему требуецца.
Младенец шустро пополз к открытому люку колодца. Сонька перехватила его и, взяв на руки, понесла в дом.
А соседки уже и след простыл.
До позднего вечера ждала ее Сонька. Играла с ребенком, поглядывала на дорогу – не идет ли Исаев, прибирала в доме.
В интернат вернулась, когда уже все спали. Тихо прокралась в комнату через окно, разделась, не зажигая света, и юркнула под одеяло.
На следующий день Соньку, проходившую по коридору со стопкой свежего белья, остановила Анна Петровна:
– Зайди-ка в учительскую. Я хочу с тобой поговорить.
В учительской никого не было. За открытыми настежь окнами горячо искрилась полуденная даль, с моря в окна врывался порывистый прохладный ветер, шевелил развешанные по стенам наглядные пособия.
Анна Петровна прошлась вдоль длинного стола, разгладила широкой полной ладонью складки на зеленом сукне.
– Соня, – заговорила она, и Сонька с беспокойством ощутила в голосе ее неуверенность. – Соня, я хотела с тобой поговорить… Я знаю, ты давно дружишь с Игорем Смородиным… Нет, нет, – поспешно оговорилась она, заметив, как нетерпеливо повела подбородком Сонька, – я совсем не против дружбы. Но бывают привязанности случайные, чреватые скверными последствиями…
Сонька с удивлением смотрела на учительницу. Всегда такая уверенная, она почему-то говорила сбивчиво, ловила ее, Сонькино, отношение к своим словам.
– Напротив, – продолжала Анна Петровна. – Я считаю, когда нет друзей, это плохо… Но Игорь оказывает на тебя скверное влияние… Ты раньше была выдержанной, спокойной девочкой. Тебя ставили в пример всем. А теперь дерзишь… – голос Анны Петровны окреп, неуверенные интонации сменились привычно жесткими… – вызывающе себя ведешь, грубишь… Меня просто возмутило твое поведение на собрании. Игоря следовало осудить. Он должен был осознать свой проступок. Но вместо этого…
