Вдруг раздался свист. Сверху мы увидели, как раздвигаются и вновь смыкаются высокие камыши и осока, рисуя чей-то извилистый путь.
— Кто идет?
— Свой… — Усталый голос звучит буднично и серо. Несмотря на военную шинель и винтовку, у незнакомца сугубо штатский вид. Пилотка от воды потеряла форму, очки все время сползают. Полы шинели заткнуты за пояс.
— Помогите Расулу, он ранен.
— Вас только двое?
— Да.
Солдаты спустились в камыши и вскоре поднялись на косогор, поддерживая низенького солдата. На его когда-то смуглом, а теперь очень бледном лице резко обозначились дуги черных бровей. Потрескавшиеся губы шептали:
— Зачем много воды? Сверху, снизу… У нас нет воды, каждая капля дорога, вода, вода…
Наутро отряд двинулся по болоту. Впереди шел Сутулый, как его прозвали. Он шагал в подогнутой шинели легко и неслышно. За ним гуськом тянулись солдаты. Раненых несли на носилках. Иногда наш проводник срывал травинку или лист и снова уверенно шагал по болоту, мягко перепрыгивая с кочки на кочку, прикладом раздвигал высокую осоку. Как хороший лоцман, этот неизвестный человек вел нас по болоту, обозначенному на карте как непроходимое.
Изредка по цепочке передавалось:
— След в след, не ступать в сторону, не отставать, след в след…
Иногда мелькал огонек, и умело скрученная цигарка из газеты, случайно уцелевшей от всепоглощающей сырости, передавалась из рук в руки, из рукава в рукав. Синий дымок, мимолетная красная вспышка, запах махорки и снова:
— След в след, не отступать…
Так и спас нас человек, знающий болота. И ушел искать свою часть. А был он из наших белорусских мест. Звали его Алексей Белогорский.
Не беспокойтесь за меня, мои родные. Пишите чаще письма. Целую и обнимаю вас крепко. Ваш муж и отец
Иван Соловьев».Отец Лены погиб на фронте. Последнее письмо пришло уже после похоронной. Лена не показала матери — зачем зря расстраивать; но сама много раз перечитывала это письмо.
Осень. Работы изыскательской группы кончились. Пора уезжать. Вещи собраны, и все ждут машину — не сегодня так завтра с базы пришлют грузовую, которая отвезет всех на железнодорожную станцию, а там — Москва.
Но дождь, дождь все сильнее с каждым часом. За последние пятнадцать дней только два дня были без дождя.
Мария Степановна и та устала от непогоды. За перегородкой не слышно тонкого поскрипывания ее пера. Все чаще она выходит в горницу и смотрит в окно. Из него видно поле с убранной рожью. Колкое жнитво с длинными соломинками — мокрое и серое. И небо тоже мокрое и серое, ни малейшего изменения: облака — мутная пелена — стоят неподвижно и плотно. Ветра нет, и дождь будет идти еще долго.
Семен доделывал последний чертеж — схему зарастания болота. Чертеж получился красивый. Краски, изображающие стадию торфообразования, он подобрал различной глубины и оттенка зеленого. «Нужно знать болота, изучать их», — любит повторять Мария Степановна. Сейчас она снова выглянула из своего «кабинета».
— Семен, где лежат последние данные по фильтрации воды в грунтах?
— В зеленой папке. А дождь-то все идет… дороги размыты.
В комнату входит Лена. Ей не сидится в мезонине. Там однообразный стук дождя по крыше слышится сильнее.
В дверь постучали:
— Мария Степановна здесь?
Шофер стоял в дверях, не решаясь ступить грязными сапогами на чистые доски пола.
— Да, а что?
— Завтра выезжаем. Начальник просил передать, чтобы все были готовы.
— Когда? — в один голос спросили Лена и Семен.
— Часов в двенадцать.
— Я должна еще раз проведать тот куст, — сказала Лена.
— Ведь дождь не прошел и вряд ли кончится к завтрашнему дню. Нельзя ехать, застрянем, — сказала Мария Степановна.
— Ничего, я объезд нашел. Порядочек будет. К двенадцати ждите машину.
Дверь захлопнулась. А дождь все идет и идет. Однообразное постукивание по листьям в палисаднике: кап-кап, кап-кап с листьев на завалинку. А там бежит ручеек мимо крыльца и исчезает в общем бурливом потоке, который бежит по улице. Кап-кап, кап-кап…
Мутное утро. Одинокие капли, падающие с деревьев, продолжают повествование о дожде.
В плащах и в резиновых сапогах, цепляясь за ветки, в полном молчании возвращались Лена и Семен с болота. Куст они не нашли. Нет! Семен не мог ошибиться. Это было то болото, на котором они были в начале лета. Но как все изменилось вокруг! Ровные линии взрытой земли пролегли по прямой с одного берега поймы до другого. Дренажных канав и труб не было видно — их протянули под землей.
По краям кое-где еще лежали не убранные кучи вывороченных пней, ветки срезанных кустарников, большие валуны. А кругом мертвая молчаливая пустыня под сеткой дождя. И только извилистая размытая дорога с отпечатками тяжелых тракторных колес, уходящая к мелколесью и дальше к шоссе, указывала путь — откуда пришли и куда ушли люди с машинами, изменившие облик болота. На будущий год здесь все зазеленеет, зацветет, под травой исчезнут рубцы земли. А сейчас здесь пусто и голо, как после пожара.
Семен идет следом за Леной и все же не может понять до конца ее беду. Сегодня Лена подняла Семена чуть свет и упросила пойти на болото. В такой дождь удалось поймать попутную машину. И все зря! Сейчас идет, молчит, не оборачивается. Может быть, такой куст еще где-нибудь растет на болотах?
Мокрые листья осины прилипают к плащу. Ноги скользят по глине, а надо идти скорее. Мария Степановна рассердится, если они опоздают. Вагон для оборудования всей изыскательской группы уже заказан. Шофер с грузовой машиной приедет обязательно раньше двенадцати. Так бывает всегда, когда опаздываешь. Выйти надо было на шоссе и «голосовать» попутной машине, а не идти через лес напрямик. Но Лена не захотела. Лена знает, хорошо знает, что упустила очень важное, нужное. Предположение, что куст связан с ночным разговором ее детства, опять промелькнуло в голове. Оно заслонилось словами профессора. С какой иронией он их произнес: «Найти новое растение — что ж, попробуйте». Как жаль, что нельзя определить это растение. Лена не собрала летом даже листьев: кто же знал, что куст исчезнет. Вообще-то можно бы и подумать было об этом. Ведь они слыхали, что осушат те места. В прошлом году гидрогеологическая экспедиция работала здесь. На смену геологам пришли мелиораторы. А листья странные, зубчатые и такие большие. Лена не встречала у других растений таких листьев. Но что она знает, какой она ботаник? Недоучка — как сказал профессор, но в более вежливой форме. А если это и есть куст, что рисовал тот геолог-художник? Нет, то похоже на сказку — «куст небывалый» — зазвучали в голове у Лены слова старушки. И тут Лена вспомнила: «Дагмара. Конечно же, ту девушку из поезда звали так».
