«Успокойся, дорогая. Гадалка еще и не такого наговорить может, лишь бы денег содрать с честного человека. А ты и купилась. До аэропорта, кроме как на машине, не доберешься, поэтому я поступлю так, как сочту нужным».
И всё в таком же духе добрых сорок минут. Лиза еще кое-как переваривала российские сериалы, но вот от зарубежных ее мутило самым скверным образом.
— Подруга, раз ты здесь, принеси мне чего-нибудь попить, — попросила Джейн, не отрываясь от кино. — И присоединяйся, если хочешь.
Лиза фыркнула и ушла за чашкой. Когда она вернулась, англичанка явно кого-то хоронила, рыдая в три ручья и непрестанно хлюпая носом.
— Вот уж нашла, по ком слезы лить, — проворчала Лиза, поставив чашку с чаем на журнальный столик. — Наревёшься еще. Помнишь пророчество из книги?
Джейн откинулась на спинку дивана.
— Ах, нет! Я не воспринимаю подобные вещи всерьез. Ты только представь: путешествие на острова. Немыслимо! Я и так с величайшей неохотой покинула Лондон. Вояжер из меня никакой… Кстати, как первое впечатление от будки на пружинах?
— Это было великолепно! — оживилась Лиза. — Нас раскачивало, как на лодке в ветреную погоду. Донеро рассказывал о Марианской впадине и Большом Барьерном рифе, о превратностях в пустыне Гоби и загадках Амазонии. Я словно побывала сразу в тысяче мест! А еще… еще у него есть необычная подзорная труба. Думаешь разглядеть охранника на стенной башенке, а на деле выходит, что упираешься взглядом в Эйфелеву башню. Да-да, хочешь верь, хочешь нет, — добавила она, когда брови Джейн взлетели вверх. Выражение ее лица, казалось, вопрошало: «Зачем же столь гротескно приукрашивать правду?».
С мольбертом под мышкой и папкой картона в другой руке, в гостиную ввалилась Роза.
— Фу-уф! Ну и денек! — сказала она и с размаху плюхнулась рядом с Джейн.
— Творила? — поинтересовалась та.
— И весьма неплохо, — заметила Лиза, разглядывая эскизы художницы. — Уверена, эта осень будет твоей.
— Завтра даю мастер-класс по рисованию акварелью, — устало проговорила Роза. — Я здесь нарасхват. Но знаете, несмотря на всю эту суматоху, я чувствую себя одинокой.
— Одинока среди людей… Как лирические герои Лермонтова, — сказала россиянка.
— Не среди людей, а в своей комнате, — уточнила Роза. — И еще меня гложет совесть.
— Так уж прямо гложет?!
— Да, потому что Кианг ютится на дереве исключительно по моей вине. Кто на нее накричал? — Я. Кто поколотил? — Тоже я. И только представьте, каково мне занимать целую комнату, в то время как все вы живете по двое!
— Значит, тебе нужна компаньонка, — заключила Джейн. — Но такая, которая бы не прекословила и не устраивала беспорядков. У тебя есть кто-нибудь на примете?
— А не лучше ль вернуть Кианг? — попыталась было встрять Лиза, да только ее никто не слушал.
— На примете? — почесала в затылке Роза. — Так с ходу и не назову…
— То-то и оно. Займись пока что поисками сожительницы. Это тебя отвлечет, — посоветовала Джейн.
* * *
Джулия допустила грубейший промах, перенеся кенийку в непривычную для нее среду. Глухие, плотные стены здания Академии скрадывали пространство, и создавалось общее впечатление изолированности и безвыходности. Стены — это вам не слоновая трава, сквозь них так запросто не пройдешь. Они-то больше всего и смутили Клеопатру. Когда же она попыталась высказать свои соображения по этому поводу, вместо членораздельной речи из ее уст вырвались слова, совершенно Джулии незнакомые (Перешагнуть языковой барьер можно ведь было лишь в саду!). Поэтому пришлось им изъясняться знаками да междометиями.
— Ты, — сказала Венто, ткнув пальцем в грудь африканке, — будешь учиться вместе со мной. В Академии, — и она обвела жестом парк.
— Ёнканга, — сказала Клеопатра. — Я… строить… ёнканга. И жечь… пщщщ… sadaka moto[11].
— Нет-нет-нет! — воскликнула Джулия. — Никаких «ёнканга»! Никаких «жечь»! Будешь жить… там, — убеждающим тоном произнесла она, указав на дворцовый ансамбль неподалеку. — В общежитии.
— В об-ще-жи-ти-и, — неуверенно повторила Клеопатра. — Sipendi![12]— запротестовала она. — Не хочу!
— В таком случае, отправишься обратно в сад, к узкоглазой! — Для пущей выразительности Джулия оттянула уголки глаз. Этот жест подействовал на кенийку отрезвляюще. Возвращаться на небесный остров после всего, что она натворила?!
«Куда бы ее поселить? — размышляла Венто, шагая по аллее и не выпуская руку Клеопатры. — Да так, чтобы об этом не прознали ни преподаватели, ни студенты…».
Когда беглянки очутились в парке Академии, стояла ночь, оранжевые капли фонарей высвечивали отвоеванное у темноты пространство и мерцали на фасаде главного корпуса радостными маячками. Аллеи были пусты, пустовали и скамейки у фонтанов. Только какой-то поэт-полуночник с пятого курса шатался среди насаждений. Но его не стоило опасаться — он был всецело поглощен собой и своими ощущениями.
Вот девушки миновали вяз, на котором храпела Кианг, и незаметно проскользнули в общежитие. По счастью, консьержа они не застали. Это был добрый знак.
— Не зевай! — зашипела на негритянку Джулия. — Хочешь, чтобы нас увидели?
Они прокрались в гостиную четвертого апартамента и, не зажигая ламп, стали устраиваться на ночлег.
— На первый раз составлю тебе компанию, — прошептала итальянка. — Неохота будить Мирей. А завтра что-нибудь придумаем.
Клеопатра, разумеется, ничего из сказанного не поняла. Она сознавала лишь, что в ее жизни всё стало шиворот-навыворот и теперь ей, как никогда, нужна опора.
«Не сваришь со мной каши, — подумала она, засыпая. — Зато заварить кашу — в два счета».
Прибытие африканки произвело на студенток апартамента незабываемое впечатление, в особенности на Мирей. Почитая себя ответственною за всё, она принялась опекать Клеопатру с тем жаром, какой бывал присущ разве что матронам викторианской эпохи. Не сказать, чтобы она перегибала палку, но для бедной девушки, не привыкшей к столь усердным заботам, ее самоотверженность была чересчур угнетающей. Трижды в неделю Джулия возвращалась с кенийкой в сад, соблюдая предосторожности, чтобы не попасться на глаза хранительнице. Там, под сенью вишен, она обучала дикарку итальянскому. В остальное же время над нею, как курица над яйцом, кудахтала Мирей. Это Мирей посоветовала (Да что там посоветовала? Настойчиво рекомендовала!) разместить Клеопатру в комнате Розы, Мирей взялась обеспечить ее канцелярскими принадлежностями и кое-какой одеждой. Именно Мирей занималась с нею алгеброй после пар.
