встревоженная Анастасия. Обняла, прижалась. Жалела и непутевого Гришу, и любимого.
– Паш, ты как?
Паша отвечал сурово, чтобы голос не дрожал.
– Нет, я, конечно, сам всегда хотел его выпороть. Но чтобы так... Жестко как-то.
Настя развела руками, пожала плечами.
– Ну так это Лёва и его методы. Любит крупный масштаб.
Паша внимательно посмотрел на нее.
– Что-то у тебя прямо какая-то ностальгия в голосе. Скучаешь, что ли? По крупному масштабу?
Анастасия даже рассердилась, чего с Пашей, во-обще-то, себе не позволяла.
– Паша, ты болен? Да когда я с ним жила, он все свои гениальные идеи проверял в первую очередь на мне. Помнишь, как он себе палец отрубил?
– Очень хорошо помню, – кивнул Паша.
– Вот так я курить бросила, – забирая Пашину фляжку, подытожила Анастасия.
Прошка привел на двор побитого Гришу, осторожно усадил на чурбан.
Любаша и Лиза подошли – одна с ведром воды, вторая с кружкой кваса. Достав из подола два современных аптечных флакончика, Лиза вылила один – противовоспалительное – в ведро, другой – обезболивающее – в квас. Протянула кружку Грише.
– На вот, попей, полегчает.
Гриша отпил из кружки, скривился.
– Квас? Не, не хочу.
Любаша между тем достала тряпку из ведра, приложила к Гришиной спине.
Гриша вернул кружку.
– Да не буду я его. Не люблю. Покрепче бы чего. Лиза нахмурилась.
– Ну и дурак!
Гриша посмотрел на нее долгим задумчивым взглядом.
– Ладно, пойду я. Дело у меня неотложное. К этим... к рабовладельцам. Не будем с ним тянуть. – И, кряхтя, встал. Пошел к барскому дому, стараясь держаться прямо.
Вздохнув, глядя Грише вслед, Любаша тихонько шепнула Лизе:
– Говорила тебе, в брагу надо было наливать, в брагу.
Меж тем Гриша уже заходил в барский дом.
За столом сидел Барчук и раскладывал пасьянс. Он нехотя поднял глаза на Гришу.
Тот вместо приветствия постучал кулаком по стене.
– Тук-тук. Можно? А мне батюшка ваш сказал за вольной подойти.
– А батюшка в гости уехал, к Дубровским, через пару недель будет.
Гриша, ни минуты не сомневавшийся в своем скором освобождении, даже растерялся.
– Странно... А вы ее выдать можете? Вы же тоже барин.
Алексей Дмитрич аккуратно собрал карты в колоду.
– Конечно могу. Присаживайся, – показал на стул.
Но только Гриша присел, мерзавец ударом ноги выбил стул из-под него. Крикнул упавшему Грише:
– Ты что это, хорёк, со мной за один стол сесть собрался? Совсем ты, скот, страх потерял?
Гриша пытался встать, Барчук ногой наступил ему на плечо. Гриша почувствовал огненную боль в израненной спине. Старательно выговорил:
– Слушайте, если у вас не приемные часы, вы бы так и сказали. Я за вольной и позже могу зайти.
Барчук зло рассмеялся, брезгливо кривясь.
– Какая вольная тебе, болван? До конца жизни моим рабом будешь. Холоп!
Гриша еще не верил своим ушам.
– Так мы же вроде договаривались...
Алексей Дмитрич надменно поднял бровь.
– А ты кто такой, чтобы с тобой договариваться? Я – дворянин, а ты лепешка коровья! Вольную он захотел! – Плюнул на пол возле Гришиного лица. – Вот тебе твоя вольная! А сейчас – пшел вон отсюда, псина блохастая.
Гриша лежал, молча смотрел на Барчука.
Поднялся с пола и вышел из барского дома.
К огромному разочарованию искренне и бурно болевших за него зрителей в аппаратной...
Пока старый барин гостил у Дубровских, Гришина жизнь начала неуклонно меняться. После порки никакой работой по хозяйству Авдей Михалыч его не нагружал, Барчук безвылазно сидел в барском доме с сестрицею Аглаей, и Гриша стал много времени проводить с Лизой. Она потихоньку приучала его к лошадям. Держа на хрупкой ладони яблоко, она учила, как правильно кормить лошадку Кудряшку, которую Гриша поначалу опасался.
– Да ты не бойся. Вот так подавай. Только о чем-нибудь хорошем думай. Они всё чувствуют.
Кудряшка, пыхтя, съедала яблоко, благодарно встряхивала гривой. Лиза улыбалась.
– Ну, вот видишь? О чем думал?
Гриша признавался:
– Ни о чем. Не знаю. О тебе.
Он учился ездить верхом, шутил.
– Ну, я примерно принцип понял: ногами – типа, газ, руками – тормоз!
Стащив у Любаши из кухни пару ватрушек, угостил Лизу, похвастался добычей.
Лиза воровства не одобряла и от ватрушки отказалась. Ватрушки, извинившись, вернул обе.
Зато научился их печь сам не без помощи растроганной Любаши.
Тоска, которая долго грызла его сердце, почти совсем улетучилась. Ему было хорошо с Лизой, как ни с кем и никогда. Хотя раньше, в прошлой жизни, он не мог пожаловаться на отсутствие к себе женского внимания. Девушек, и самых красивых, было много, но все они оказывались или глупыми, или стервозными. Последняя бывшая, Ленка, тоже оказалась глупой стервой, он не хотел даже вспоминать о ней.
Лиза была совершенно другой. «Таких девушек в двадцать первом столетии не найти, только в девятнадцатом», – думалось Грише.
Они вместе ловили рыбу, Гриша научился отличать съедобные грибы от поганых, стал неплохо держаться в седле. Загорел и похудел немного, был бодр и крепко спал по ночам.
Когда Лиза отходила от колодца с коромыслом и ведрами, Гриша бежал помогать, разливая всю воду. Оба смеялись, и это было счастьем.
А меж тем на барском дворе царили скука и недовольство. Алексей Дмитрич с Аглаей дни напролет сидели на крыльце, пили чай, ели черешню и лениво переругивались.
– Который день одно и то же. Пить чай, гулять, раскладывать пасьянс... Никакого действия, блин. Даже микрофоны сняли! – досадовала Аглая.
Она продолжала густо краситься, что пока не пригодилось ни разу.
– Чем ты недовольна-то? Зарплата капает, всё норм.
Аглая на это огрызалась:
– Я сюда, вообще-то, на главную роль шла! И как только эта бледная овца ее отжала?!
Барчук не соглашался. Лиза ему нравилась. Жаль, что недотрога. Мажору тоже вряд ли отвалится, втайне надеялся он.
– Э, хорош! – возражал он Аглае. – Ничего она не отжимала. Просто мажор на нее запал. Случайно.
На это Аглая лишь улыбалась змеиной ухмылочкой.
– Ой, какой ты наивный! Случайно, ага. Она его специально охмурила, эта хитрая лицемерная стерва Лизка!
– Злая ты. У тебя просто секса давно не было, – насмешничал Алексей Дмитрич.
– А у тебя? – дерзко парировала обиженная красавица.
Барчук с грустью вынужден был признать:
– И у меня не
