Матросы старались перегнать друг друга, торопясь к берегу. Но та лодка, в которой сидел я, была легче и имела лучших гребцов, а потому далеко опередила другую. Когда она врезалась в берег между деревьями, я ухватился за ветку, выскочил на землю и скрылся в ближайшей лесной чаще в то время, как Сильвер и остальные матросы остались ярдов на сто позади.
— Джим, Джим! — кричал мне вслед Сильвер, но я, конечно, не оглянулся на его зов. Перепрыгивая через препятствия, ныряя в траве и ломая ветки, я бежал все дальше и дальше, пока не выбился из сил.
Я был счастлив, что мне удалось ускользнуть от Долговязого Джона, и начал с удовольствием и интересом разглядывать окружающий меня и совсем чуждый мне мир. Я попал сначала в болотистое место, поросшее тростником, ивами и какими-то незнакомыми мне деревьями. Потом я вышел на открытое песчаное место около мили в длину, на котором местами росли сосны и еще какие-то искривленные деревья, напоминавшие дубы, но с более бледной листвой. Вдали виднелся один из холмов с двумя причудливыми крутыми утесами, сверкавшими на солнце.
Радостное волнение охватило меня при мысли, что я буду один исследовать этот необитаемый остров. Действительно, я оставил своих товарищей далеко позади себя и мог натолкнуться разве только на диких зверей и птиц. Пробираясь вперед, я видел незнакомые мне цветы, а иногда и змей; одна змея высунула голову из расщелины камня и зашипела на меня странным звуком, похожим на жужжание волчка, так что я принял ее за ядовитую гремучую змею. Наконец я вышел к чаще низкорослых деревьев — вечнозеленых дубов, как я узнал после, — с их искривленными и оригинально раздвоенными сучьями и густой листвой. Эта рощица, начинаясь на верхушке песчаного холма, тянулась до края широкого, поросшего камышом болота, по которому медленно стекала речка в тот заливчик, где стояла наша шхуна. От жарких лучей солнца над болотом поднимались испарения, и вершина «Подзорной трубы» точно дрожала в легкой дымке. Вдруг в тростниках послышалось движение: дикая утка с криком взлетела на воздух, и затем над болотом закружилась целая туча птиц, оглашая воздух своими криками. Я сразу догадался, что кто-то из матросов подошел к болоту. Мое предположение оправдалось: через несколько секунд я мог разобрать уже человеческие голоса, сначала едва слышные вдали, а затем как будто приближавшиеся ко мне. Я испугался и спрятался за ближайший дуб, съежившись, затаив дыхание и сидя тихонько как мышь. Послышался другой голос, видимо, отвечавший первому, а затем снова заговорил первый, и я узнал голос Джона Сильвера. Он говорил что-то с жаром и долго, только изредка прерываемый своим товарищем. Судя по звуку голосов, разговор был серьезный, и голоса иногда переходили почти на крик, но слов я не мог разобрать. Наконец они замолчали. Очень может быть, что собеседники присели где-нибудь, так как птицы мало-помалу успокоились и опустились на болото.
Тогда я почувствовал угрызения совести за то, что не исполнял своих обязанностей. Уж если я оказался так безумно смел, что сошел на берег, то должен был, по крайней мере, хоть подслушать разговор матросов, замышлявших против нас, и тем, быть может, спасти нас от беды. И вот я решил, скрываясь за густым кустарником, поближе подобраться к говорившим. Направление, где они находились, можно было точно определить не только по звуку их голосов, но и потому, что некоторые птицы все еще не успокоились и продолжали тревожно кружиться — очевидно, над головами нарушивших их покой людей. Я тихонько пополз на голоса, пока, наконец, просунув голову между листвой деревьев, не увидел внизу, в лощине, окруженной деревьями, Джона Сильвера и еще одного матроса. Они сидели друг против друга и вели горячую беседу. Солнце палило их своими лучами. Сильвер отбросил на землю свою шляпу, и его широкое, разгоряченное лицо было обращено к собеседнику почти с мольбой.
— Дружище, — продолжал он, — ведь я делаю это только потому, что привязался к вам всей душой. Разве иначе я стал бы предупреждать вас? Ведь я говорю тут с вами только для того, чтобы спасти вас. Как вы думаете, что сделают со мной товарищи, если узнают, что я говорю вам об этом?
— Сильвер, — отвечал матрос, и голос его звучал хрипло, — вы уже не молоды, вы честный человек, или по крайней мере, вас считают таким; и у вас есть деньги, которых не бывает у простых матросов. К тому же, вы храбрый человек, если я не ошибаюсь. И вдруг вы говорите мне, что связались с этой толпой подлых негодяев? Не может быть! Нет, видит Бог, скорее я соглашусь, чтобы мне отняли руку, чем пойду с ними заодно! Если я забуду свой долг…
Он вдруг замолк, потому что послышался шум. Итак, на острове был честный матрос, и не один, как я сейчас узнал: до болота донесся издалека гневный крик, затем еще и, наконец, ужасный, раздирающий душу вопль, разбудивший эхо в утесах «Подзорной трубы». Вся стая болотных птиц, вспугнутая криком, снова поднялась из тростников, затемняя небо и оглашая воздух бесчисленными голосами. Затем кругом снова настала мертвая тишина, и только в камышах слышалось шуршание от успокаивавшихся птиц, да волны с глухим шумом разбивались о далекий берег.
Том как ужаленный, вскочил с земли, но Сильвер остался неподвижен, и ни один мускул не дрогнул на его лице. Он продолжал стоять, слегка опираясь о костыль и следя за своим товарищем взглядом змеи, готовой броситься на свою жертву.
— Джон! — вскричал матрос, простирая к нему руки.
— Прочь руки! — сказал Сильвер, отскакивая назад с быстротой и ловкостью акробата.
— Хорошо, пусть будет по-твоему, Джон Сильвер! — отвечал матрос. — Это ваша нечистая совесть заставляет вас бояться меня. Но, во имя Неба, скажите мне, что там случилось?
— Что случилось? — переспросил Сильвер, насмешливо улыбаясь. — О, я уверен, что это кричал Алан.
Бедный Том весь вспыхнул и выпрямился.
— Алан! — вскричал он. — Да найдет его душа покой и мир! Он был честным малым! Что же касается вас, Джон Сильвер, то, хоть и долго вы были моим другом, больше я не намерен дружить с вами. Лучше умру как собака, но не изменю своему долгу. Ведь это вы убили Алана, не так ли? Ну, так убейте и меня, если можете. Я презираю вас всей душой!
С этими словами честный матрос повернулся спиной к повару и направился к берегу. Но далеко отойти ему не удалось. С криком ухватился Джон рукой за сук дерева, взмахнул своим костылем и с такой силой ударил им Тома по спине, что тот со стоном упал на землю. Неизвестно, был ли этот удар смертельным, так как Сильвер, не дожидаясь развязки, в одну секунду очутился около матроса и с ловкостью обезьяны всадил ему нож в спину. Я слышал, как тяжело он дышал, нанося удары.
