Джон Нэнс - На орбите (в сокращении)

— Все нормально, Джеррод. Просто мне нужно было, чтобы ты это сказал.

Джеррод смотрит на него в оцепенении, а Майк продолжает:

— Ты многого не знаешь в этой истории. Отец никогда тебе об этом не рассказывал, но теперь пора услышать правду.

— Какую? — тихо и недоверчиво спрашивает Джеррод.

— Сядь. — Майк усаживает его и подкатывает свое кресло ближе к Джерроду. — Я знаю, что ты слышал, как столкнулись машины, Джеррод. Знаю, что ты увидел ее горящую машину и помчался к месту аварии. Знаю, что ты получил ожоги, пытаясь вытащить мать, что видел, как она гибнет в огне. Я не могу стереть эти страшные воспоминания из твоей памяти. Но, сынок, у твоей мамы были нелады с психикой. Она страдала эмоциональным расстройством и принимала сразу несколько лекарств, выписанных разными врачами. И два лекарства из ее набора вообще глотать одновременно не стоило, потому что от этого возникают опасные побочные эффекты — неспособность принимать правильные решения и галлюцинации.

— Галлюцинации? Как… как от ЛСД?

— Если не хуже. Человек может при этом видеть то, чего нет, или не видеть того, что есть. Светофора, например. Она ведь пролетела на красный свет.

— Я этого не знал.

— Естественно, ты не знал. А твой отец считал, что, если он тебе все расскажет, ты еще сильнее обозлишься, решишь, будто он клевещет на твою маму.

Наступает долгое молчание, Джеррод вглядывается в лицо Майка, пытаясь понять, не лжет ли он.

— Но и это еще не все, Джеррод. В тот день Джули уже ехала из школы домой — твой отец попросил своего знакомого забрать ее, но втолковать это твоей маме не смог. У нее был приступ паранойи, она решила, что он врет. И хотя ее предупреждали, что ей нельзя садиться за руль, она все равно выехала из дома.

— Я помню, как отец позвонил домой, но, по словам мамы, он сказал, что не поедет за Джули.

— Да, правильно. Он не собирался ехать за ней, потому что Джули уже везли домой, понимаешь?

— Он говорил, что… Он пытался рассказать мне кое-что из этого, но я ему не поверил.

— Позвонив домой, твой отец умолял ее уяснить, что́ он ей говорит. А когда понял, что с ней творится что-то неладное, махнул рукой на дела и понесся на машине домой — счастье еще, что ты не потерял в тот день их обоих.

Джеррод ошеломленно качает головой:

— Но откуда вы-то все это знаете?

— Несколько лет назад твой отец, сидя там, где сидишь сейчас ты, рассказал мне все, от начала до конца. Он чувствовал себя виноватым из-за того, что не знал о ее двойных и тройных рецептах. Понимаешь, таким людям, как он, ты и я, вечно кажется: если что-то происходит на наших глазах, так это наша вина. Особенно когда дело касается женщин, потому как мы обязаны их защищать.

Джеррод сжимает руками голову:

— О господи, я не послушал его, а теперь…

— Послушай, я думаю, его вернут на Землю. Я очень на это надеюсь, надейся и ты. И еще одно. Джеррод, с тобой происходит вот что: ты винишь самого себя, и винишь сильнее, чем его. В глубине души ты считаешь, что, если бы ты был расторопнее и сильнее, ты вытащил бы ее из той машины, не дал погибнуть в огне. Знаешь, почему я в этом уверен? Потому что ты мужик, а у нас, у мужиков, голова работает именно так. Особенно когда мы думаем о наших матерях. Сынок, ты ничего не мог сделать. Она находилась в клетке из покореженного металла.

— Я… я видел ее взгляд… У нее двигались губы… Она кричала…

Единственный дедушка, какого он когда-либо знал, садится рядом, обнимая внука за плечи, притягивая к себе, и Джеррод дает наконец волю слезам.

На борту «Бесстрашного», 16 ч. 04 мин. по тихоокеанскому времени

По Соединенным Штатам снова ползет так называемый «терминатор» — линия, отделяющая свет от темноты. Но Кипу все-таки приходится взглянуть на часы, чтобы понять: прошло уже двое суток с того момента, когда он должен был вернуться на Землю. Остается еще двое суток — прежде чем ему станет нечем дышать.

Да и с мертвым пилотом скоро возникнут проблемы. Тело, пролежавшее двое суток при комнатной температуре, уже миновало стадию трупного окоченения, и хотя Кип упаковал его в пластик, он опасается, что вскоре придется вдыхать запах разложения.

Кипа снова притягивает к себе клавиатура. Он не очень доволен тем, как выглядит на бумаге его жизнь. В виде летописи она стала совсем заурядной, и Кип уже несколько раз ловил себя на мысли, что надо бы приукрасить ее, добавить остроты…

Впрочем, нельзя не признать того, что жизнь сама заставляет Кипа честно рассказывать о событиях, о которых на Земле он предпочел бы помалкивать.

Несколько лет назад у меня на работе была ситуация, которая и сейчас тревожит меня настолько, что я порой не сплю по ночам. Выяснить подробности случившегося мне удалось слишком поздно, а узнав, что руководству нашей корпорации все давно известно, я убедил себя в том, что если открою рот, то тут же лишусь работы. И я, как последний трус, спрятал собранные мной улики. Я и сейчас не знаю, сколько людей пострадало из-за того, что наша корпорация пустила в оборот партию негодной продукции — полностью инактивированный антибиотик из тех, что применяются повсеместно. Это было сделано ради того, чтобы избежать убытков. И это самое настоящее преступление.

Кип останавливается, думая о том, что, если он изложит все подробности, несколько руководителей его компании могут сесть в тюрьму. Впрочем, лет через двадцать или пятьдесят кому все это будет интересно? Если же его каким-то чудом спасут, он успеет стереть все написанное. «Пожалуй, стоит рассказать, что произошло и как я об этом узнал».

Белый Дом, 19 ч. 18 мин. по времени на восточном побережье США

Глава Администрации Президента Рон Портер входит в приемную Овального кабинета и кивает секретарше. Она показывает рукой — входите.

Президент сидит перед телевизором, читая послания Кипа Доусона. Рон тоже почти весь день, забросив дела, следил за текстом на экране своего компьютера.

— Поразительно, Рон! Обычный человек, а я читаю и оторваться не могу. И… если честно, ему удается показать смысл, скрытый в самых простых вещах.

— Две новости, господин Президент. Первая: китайцы только что сообщили о намерении запустить в субботу корабль, который может спасти его — независимо от того, взлетит или не взлетит наш «Старательный», — и на ту же субботу назначен запуск русского корабля. Мало того, японцы заявили, что их спасательный корабль стартует в пятницу.

— Вы шутите!

— Если бы.

— Но это же смешно. Что они будут делать, слетевшись туда? Соломинки тянуть? Шир хотя бы попробовал охладить их пыл?